Доклад: Михаил Иванович Глинка

Доклад: Михаил Иванович Глинка

Музыка первой половины XIX века.

Михаил Иванович Глинка

В

доме грозной и каприз­ной бабушки не было музыки. Из жарких, неумеренно натоп­ленных комнат, нельзя было выходить на улицу ни зимой, ни осенью, ни весной. Дом был красив. И прекрасен был окру­жавший его парк, и луга, и поля, и цветы, и все село Новоспасское. Все это принадлежало ему, любимцу бабушки. Но зачем ему все это, если запрещено покидать комнаты, запре­щено играть с ребятами? Зачем бабушка любит его, если она кричит, осердясь, на повара, на кучера или горничную? Зачем она не пускает его в комнаты родителей и неприязнен­но морщится, когда матушка приходит к нему с его малень­кой сестренкой?.. Как чудесно звонят колокола в церкви, как грустно поют девушки за окном... Но все это далеко, там, куда ходить не позволено. Единственной отрадой были песни и сказки люби­мой молодой няни Авдотьи Ивановны. Мягкий, ласковый мальчик рос болезненным, нервным. От священника, который ходил к бабушке, мальчик сам научился читать. Когда ему минуло десять лет и бабушки уже ее было, ро­дители стали учить его разным наукам, музыке языкам. Учителя и родные не могли надивиться успехам Мишеля. В Новоспасскую усадьбу часто съезжались гости, и тогда родители приглашали музыкантов из оркестра брата матери Глинки, который жил в соседнем имении. Мишель часами не отходил от оркестра — забывал о гостях н в танцах. Музы­канты, кроме танцев, играли музыкальные пьесы и русские песни, переложенные для оркестра. Музыка и книги о путешествиях, о далеких странах больше всего увлекали юного Глинку. В 1817 году Мишеля отвезли в Петербург и определили в пансион при Главном педагогическом институте. Учился он охотно и успешно. В первые годы гувернером его выя друг поэта Пушкина декабрист Кюхельбекер, а младший брат Пушкина Лев, учившийся с ним вместе, стал его товарищем. Все больше и больше увлекаясь музыкой. Глинка начал брать уроки у известных исполнителей. Когда случалось ему играть на фортепьяно или петь в кругу друзей, он делал это с таким чувством и так искусно, что у слушателей на глаза набегали слезы. Слава первоклассного пианиста и чуткого певца сделала его желанным гостем всюду, где любили и понимали музыку. Он познакомился с Жуковским, Пушкиным, Крыловым, Го­голем, Грибоедовым. Он, как и все передовые люди того вре­мени, думал о судьбе родного искусства, родной литерату­ры. Дума декабриста Рылеева о подвиге русского крестьяни­на Ивана Сусанина привлекла Глинку своей героической темой и картинами русской народной жизни. Глинка любил оркестр, хорошо знал каждый инструмент и мечтал писать для -оркестра. Он умел петь и работать с певцами — и меч­тал писать для певцов не только романсы и песий. Музыка жила в нем. «Музыка — душа моя», — сказал он как-то. Он не мог не сочинять, но чувствовал, что недостаточ­но хорошо знаком с правилами композиции, что мало знает сочинения известных европейских композиторов. В Петербурге не было в то время консерватория, туда редко приезжали с концертами известные музыканты, и ноты произведений знаменитых в Европе композиторов попадали в Россию случайно. В 1830 году Глинка отправился за границу. В Италии, встречаясь с известными музыкантами и певцами, выступая в концертах и домах любителей музыки. Глинка скоро про­славился как пианист. Он слушал музыку в концертах, в опе­ре и, главное, на улицах итальянских городов, жадно ловил новые, свежие мелодии, в которых не было там недо­статка. Но чем больше он погружался в яркий, волшебный мир солнечной Италии,, тем сильнее тянуло его на родину, тем ясней вырисовывался его собственный путь в музыке. Там, в Италии, а потом в Вене и в Берлине все стройней становились метавшиеся в голове мелодии и планы русских симфоний, русских опер, русских романсов. И вот пришел день, когда в Петербурге в придворной опере, привыкшей к блестящим итальянским увертюрам и невероятным руладам приезжих знаменитостей, певица в костюме крестьянской девушки запела вдруг по-русски грустную, задушевную песню «Не о том скорблю, подру­женьки...». На сцене были мужики в лаптях. Их арии и хоры напоминали простые деревенские песни. В зале дамы в пыш­ных шелках и бриллиантах, офицеры в сверкающих мунди­рах, чиновники, увешанные орденами, недоуменно перегля­дывались, брезгливо морщились. Но никто не осмелился встать и уйти: сам государь император сидел в царской ложе и был доволен. Это он разрешил поставить оперу и даже приказал дать ей название «Жизнь за царя». У Глинки опера называлась «Иван Сусанин», и писал он ее по думе декабриста Рылеева, гордый подвигом народа и взволнованный судьбою костромского крестьянина Ивана Сусанина. Но оперу негде было поставить, кроме как в при­дворном театре, и пришлось идти на уступки, вкладывать в уста Сусанина и крестьян слова восхваления царя и менять название оперы. Музыка же говорила о другом. В музыке открывалось чуткое и щедрое сердце простого крестьянина, его любовь к родине, храбрость и благородство. Все симпатии компози­тора явно были на стороне народа. Пушкин, Гоголь, Одоевский — передовые люди своего времени — с восторгом приняли первую истинно националь­ную русскую оперу и защищали Глинку от злых нападок врагов, тут же назвавших музыку Глинки «кучерской». «Это хорошо, — заметил, узнав об этом Глинка, — и даже верно, ибо кучера, по-моему, дельнее господ». Пушкин, откликаясь на постановку «Ивана Сусанина», писал: Слушая сию новинку, Зависть, злобой омрачась, Пусть скрежещет, но уж Глинку Затоптать не может в грязь. Никакая травля не могла уже остановить Глинку. Он шел своим путем, он пробивал новую дорогу русской музыке. Вскоре после «Ивана Сусанина» появился «Вальс-фанта­зия» для симфонического оркестра — произведение необы­чайно поэтическое и красочное. В это же время Глинка на­писал музыку к драме Кукольника «Князь Холмский». Дра­ма не выдержала испытания временем, но музыка «Князя Холмского» хорошо известна нам, как и все, что написал Глинка. В эти годы появились его знаменитые романсы: «Сомне­ние», «Ночной зефир», «В крови горит огонь желанья», «Я по­мню чудное мгновенье», «Жаворонок», «Попутная песня». Сразу же после постановки «Сусанина» Глинка взялся за новую оперу — «Руслан и Людмила». Пушкин, узнав о планах Глинки, был рад и собирался сам кое-что переде­лать в юношеской поэме для оперы. Смерть поэта помешала им вместе работать. Однако опера была написана. Любовь свою к Пушкину, веру в вечность его прекрасной поэзии вы­сказал Глинка в знаменитой песне Баяна. Музыка «Русла­на» богата мелодиями и яркими характеристиками героев— мудрый Баян, нежная Людмила, пылкая Горислава, храб­рый и благородный Руслан, горячий Ратмир, смешной и хвастливый Фарлаф, мудрый старец Финн, злая Наина и ко­варный Черномор. И по сей день композиторы изучают оперное искусство по партитурам «Руслана и Людмилы». Опера Глинки не сходит со сцены не только советских, но и зарубежных 'опер­ных театров. Но это теперь. И этого не видит и не знает Глинка. Премьера «Руслана и Людмилы» в 1842 году встречена бы­ла влиятельной публикой равнодушно. И несмотря на то, что истинные любители музыки приняли оперу восторженно (она выдержала тридцать два представления за три меся­ца — для тех времен это был редкий случай), в следующий сезон «Руслан» уже не шел. Партитуру с трудом удалось опубликовать сестре композитора лишь после его смерти. Глинка, отдавший много сил этой опере, тяжко пережи­вал равнодушие к ней. Постоянная травля, сопровождавшая композитора после постановки «Ивана Сусанина», расстрои­ла его здоровье. Он не мог оставаться в Петербурге, тем бо­лее что и семейная жизнь его сложилась неудачно. В июне 1844 года Глинка уехал за границу. Побыв год в Париже, он отправился в Испанию. Путешествуя по горо­дам Испании, Глинка был пленен необычной прелестью при­роды, радовался общению с простыми людьми, восхищался их песнями и танцами. Пел ли погонщик мулов, плясала ли крестьянская девушка, Глинка, зачарованный, слушал, за­писывал мелодии, наслаждался ими. Потом эти впечатления композитора сложились в прекрасные образы симфониче­ских увертюр «Арагонская хота» и «Ночь в Мадриде». В Россию Глинка вернулся летом 1847 года. Живя за границей, композитор тосковал по родине. Возвратившись домой, он встретился с недоброжелательством вельможной публики, снова терпел нападки врагов. Не находя себе мес­та, уезжал, снова возвращался, опять уезжал. Все это па­губно отражалось на его здоровье, мешало осуществлять планы, а планов было много. Глинка мечтал о новых сим­фониях, операх, кантатах, о новых камерных пьесах. Его «Камаринская» — знаменитая фантазия на темы двух русских песен — первая симфония, родившаяся в Рос­сии. Недаром великий мастер симфонии П. И. Чайковский сказал, что «в «Камаринской» Глинки, как дуб в желуде, заключена вся русская симфоническая школа». Глинке необходимы были поддержка, одобрение. К сожа­лению, людей, действительно понимавших значительность его творений, было мало. «Ценители», жившие рядом с ним, не увидели в композиторе будущей славы России. Потомки нашли в нем начало начал русской классической музыки, которая после Глинки завоевала весь мир.