Очерк истории изучения памятников русской деловой письменности (XVIII–XX вв.)

Широко известны и другие научные достижения ученого: открытие «Саввиной книги», «Листков Ундольского», «Киевских глаголических отрывков», а также его исследования по палеографии [Срезневский 1885] и лексикографии, основу которых составили как раз выписки делового и бытового содержания. «Но недостаточно читать древние тексты; надо их и понимать», - высказался в статье памяти И. И. Срезневского А. И. Соболевский [1916: 178]. Измаил Иванович усиленно занимался подготовкой словаря древнерусского языка, который был издан позднее стараниями его детей. Здесь талант И. И. Срезневского выразился с наибольшей силой, а его языковое чутье и многолетняя работа по собиранию и изданию рукописей вылились в последовательный научно обоснованный лексикографический труд, где теория и история языка представлены в многообразии его форм[iii]. И. И. Срезневский писал об источниках своего словаря: «Данные, вошедшие в мой словарь, извлечены из всех памятников нашей древности, дошедших до нас в подлиннике или в списках. Собственно русские памятники, насколько они мне известны, - летописи, грамоты, уставы, слова, сказания, жития святых, записи и надписи, - собраны мною для словаря все без исключения. Памятники славяно-русской церковной письменности также исследованы мною в словарном отношении, но еще не все. Памятники непрочитанные я продолжаю изучать один за другими и постоянно увеличиваю мой запас» [цит. по изд.: Кондрашов 1980: 101].

Необходимо сказать о другой ипостаси его деятельности, имеющей, как нам кажется, непосредственное отношение к современной науке. Наблюдение над словом и текстом, народными говорами и культурой языка русского народа в целом привели ученого к выделению особой лингвистической дисциплины - географии русского языка, прародителя современной этнолингвистики. И поныне мысль И. И. Срезневского звучит столь же актуально, как полтора столетия назад. «Вопросы географические в языкознании, - писал он, - самые современные; новее и занимательнее их еще не найдено, и в исследованиях о языке русском они заняли свое место почти в то же время, как и в исследованиях о других языках Европы» [Срезневский 1851а: 3]. И далее он так поясняет назначение этой науки: «Исследовать, каким именно языком, наречием или говором говорит народ в том или другом крае и каково именно было влияние местных обстоятельств на состояние языка в разных краях - вот задача географии языка [там же: 4]. Современно звучит и предлагавшаяся И. И. Срезневским программа изучения географии языка:

«I. Об области, занимаемой языком: о земле и народе в историко-географическом отношении, о расселении народа и вселении в его земле иностранцев.

II. О языке, в отношении к его характеристическим признакам, к влиянию, которое на него производили местность природы и языки соседей.

III. О народной словесности как произведении местности на языке этой местности.

IV. О письменной обработке языка также как произведении местном» [Срезневский 1851б: 2].

Ученики И. И. Срезневского, среди которых было немало талантливых историков, этнографов, филологов, педагогов: П. А. Лавровский, В. И. Ламанский, М. И. Сухомлинов, Н. С. Тихонравов, А. Н. Пыпин, А. С. Будилович, Р. Ф. Брандт, Т. Д. Флоринский, - остались преданными последователями, создав самобытные труды и продолжая каждый по-своему развивать идеи учителя. Так, один из них, П. А. Лавровский, выпустил обстоятельное сочинение «О языке северных русских летописей», где продолжил мысль И. И. Срезневского об единообразии русского языка до XIII-XIV вв., но, проанализировав язык новгородских рукописей, где сохранились некоторые диалектные черты, восходящие к эпохе до XII в., он внес значительную поправку, свидетельствовавшую о существовании местных отличий в русском языке древнейшей поры [см. Лавровский 1852].

В целом, деятельность И. И. Срезневского дала сильный толчок в исследовании памятников русской культуры, а языковые сведения, извлеченные из деловых источников, помещенных им в Словаре [Срезневский 1989], до сих пор являются наиболее авторитетными и проверенными данными по русской «приказной» истории.

Ф. И. Буслаев как исследователь народной культуры и источниковед

Чуть ранее знаменитой речи И. И. Срезневского Ф. И. Буслаев выпускает книгу «О преподавании отечественного языка», где подробно излагает «предмет и метóду преподавания» родной словесности. «Соединяй внешнее с внутренним, форму с содержанием… Всегда и везде ищи значения представлений и отношений, выражаемых формами» [Буслаев 1992: 57], - так гласило четвертое и последнее правило Ф. И. Буслаева. Применительно к нашему исследованию вызывает большой интерес разделы книги: «Материалы для русской стилистики», «История народного языка», «Провинциализмы». Ученый не только приводит многочисленные убедительные примеры, но и представляет свой «опыт преподавания», одной из составляющих частей которого было, в частности, чтение и разбор древнего памятника. Ф. И. Буслаев умело использовал традиции западной науки. Имена Ф. Боппа, В. Гумбольдта, Я. Гримма не раз фигурируют на страницах его труда. Кроме собственно языковедческих положений, принятых и развитых Ф. И. Буслаевым, ученый обращал свое внимание и на то, что все они изучали немецкий язык как проявление национального духа в его историческом развитии. Русский язык в этом отношении являл для Федора Ивановича благодатную почву.

В 1848 году выходит в свет диссертация Ф. И. Буслаева «О влиянии христианства на славянский язык (Опыт истории языка по Остромирову евангелию)» [Буслаев 1848]. Идеи ученого во многом соприкасаются с «Мыслями» И. И. Срезневского, идут в русле того же историко-лингвистического национально-культурного направления. Изданные впоследствии «Опыт исторической грамматики русского языка» [Буслаев 1858] и «Историческая хрестоматия церковнославянского и древнерусского языков» [Буслаев 1861] значительно расширили лингвистическую базу научных исследований и утвердили историческую грамматику как самостоятельную дисциплину. В Предисловии к «Опыту» автор противополагает два взгляда на явления языка: классический филологический и лингвистический, который, по его мнению, «рассматривает язык не только для знакомства с литературою, но и как самостоятельный (курсив наш. - О. Н.) предмет изучения» [Буслаев 1858: XIII-XIV]. Задача ученого состояла в том, чтобы представить лингвистическую картину исторически осмысленных явлений языка. При этом он замечает, что «историческая грамматика не ограничивается языком русским книжным…» [там же: XX], и далее: «Все свои выводы историческая грамматика основывает на авторитете не только письменных, но и устных памятников языка, подчиняя личное суждение грамматиста свидетельству фактов» [там же: XXI][iv]. Ф. И. Буслаев не только доказывает необходимость исследования народных говоров как элементов общерусской культуры, но и показывает глубокую связь истории языка с историей народа. Он впервые публикует редкие рукописи разных жанров, относящиеся к XI-XVIII векам, снабдив их историческими и грамматическими примечаниями. До сих пор поражает выбор источников: здесь и духовные сочинения, и большой корпус документов делового содержания, и учительные книги, и грамоты, и хронографы, и образцы народной словесности… Позднее, оценивая труды почтенного ученого, А. А. Шахматов, дал наиболее точную характеристику его деятельности, как бы угадал ее высокое предназначение: «Но из всего написанного о русском языке я не читал ничего более интересного, более живого и талантливого (курсив наш. - О. Н.) этого ядра Исторической грамматики Буслаева. Работы Востокова весьма поучительны: сам он удивляет своей проницательностью, но от него веет холодом. «Востоков, - говорит Срезневский, - увлекался мечтою в поэзии, но не в делах науки». Про Буслаева можно сказать, что он отдавался науке весь: сила ума и воображения, точный анализ и блестящая гипотеза, мечта и глубокое знание, наука и поэзия - все это одинаково является достоянием трудов Буслаева. Такой человек более, чем кто-либо, был способен заложить основания новой науки…» [Шахматов 1898: 9].

Разработки А. А. Шахматова по истории русского языка - новый этап

в изучении памятников деловой письменности

В середине 1880-х годов в русской науке появился человек, чьи исследования памятников старины и процессов современного русского литературного языка явили собой знаменательное событие, имя которому - Алексей Александрович Шахматов. Начав свою ученую карьеру с изучения памятников новгородской письменности [Шахматов 1886], увлеченно занимаясь древними языками, русской историей и диалектологией, А. А. Шахматов не раз поражал современников яркостью идей и широтой взглядов, продуманностью концепции исторического развития родного языка и особым филологическим чутьем. Из обширного лингвистического наследия ученого нас, конечно же, интересуют его труды генеалогического характера. Один из них, «Исследование о двинских грамотах XV в.», весьма показателен как опыт изучения актовой письменности. А. А. Шахматов-текстолог, палеограф и лингвист обратился к анализу языка и публикации неизвестных рукописей Северной Руси. Автор подробно разбирает происхождение и состав издаваемых актов, останавливается на фонетических особенностях, несколько сюжетов книги посвящено морфологии и синтаксису [Шахматов 1903а]. Вторую часть исследования открывают сами акты, оформленные с точки зрения палеографии безупречно. Занятия исторической диалектологией и фонетикой также способствовали формированию взглядов ученого на проблемы развития и функционирования русского языка, влияния литературного языка на говоры и т. д. [см. Шахматов 1893; 1903б; 1903в; 1913 и др.]. Его перу принадлежат также программы для собирания особенностей северно- и южновеликорусского говоров [Шахматов 1896а; 1896б], труды по изучению истории и языка древнейших летописных сводов. Младший коллега А. А. Шахматова С. П. Обнорский, анализируя «русскую хронографию» академика, писал: «Именно труды А. А. Шахматова впервые приоткрыли завесу над тем, как в реальности в древней Руси осуществлялась работа над летописью. Перед нами в новом свете встает фигура старого летописца, не немого отшельника, укрывшегося за глухой монастырской стеной от мирских интересов и страстей, а, напротив, человека, находившегося в центре общественной и политической борьбы своего времени и в своей работе над летописью отражавшего следы этой борьбы» [Обнорский 1947: 8]. Заслугой А. А. Шахматова является также разработка вопроса о происхождении русского языка и его наречий, который рассматривался в связи с общим развитием славянства и его письменной культуры. С особой лингвистической силой эта проблематика звучит в последних исследованиях ученого - в «Очерке древнейшего периода истории русского языка» [Шахматов 1915], во «Введении в курс истории русского языка» [Шахматов 1916], в брошюре «Древнейшие судьбы русского племени» [Шахматов 1919] и в изданном посмертно «Очерке современного русского литературного языка» [3-е изд.: Шахматов 1934]. Идея «этнографического и лингвистического единства русского племени» была вынесена ученым из многочисленных фактов языка и изучения текстологии древнерусских памятников древнерусского языка. Что касается событий более позднего периода, то и здесь А. А. Шахматов делал любопытные наблюдения, в частности, имеющие отношение к северной Руси. «Севернорусская эпоха, - писал он, - севернорусские явления противополагаются северновеликорусским. Критерием для такого противопоставления могут служить следующие соображения: во-первых, древность, того или другого явления, засвидетельствованная памятниками; во-вторых, распространение его во всей вообще области современных северновеликорусских говоров; в-третьих, данные в пользу того, что исследуемое явление не случилось в позднейшую эпоху совместного жительства севернорусов с восточнорусами, когда они в силу политических и экономических связей образовали одно великорусское целое» [Шахматов 1915: 317][v]. Работы последних лет и новые архивные публикации [Шахматов 1999] дают представление и о том, какую роль отводил А. А. Шахматов великорусской народности в становлении Русского государства, русской культуры, русского языка. К памятникам письменности у него было особое, трепетное отношение. «С ранней поры своей научной деятельности А. А. Шахматов обращает внимание на необходимость не абстрактного, не формального оперирования с памятниками письменности при их исследовании» [Обнорский 1925]. Для него всякий подлинный источник - едва ли не единственное звено, связующее историю с современностью. Поэтому явления языка XX века, по А. А. Шахматову, невозможно грамотно объяснить без знания генеалогии родной культуры. В 1910-е годы ученый читал курс истории русского языка, один из разделов которого был озаглавлен «Памятники русского языка». Именно их он рассматривал как важный компонент для восстановления исторического процесса лингвистических явлений. Причем А. А. Шахматов намеревался, наверное, впервые включить в свое обозрение письменности и рукописи позднего периода, вплоть до XIX века и выяснить приемы их исследования [Шахматов 1916: 3-4]. Здесь надо заметить, что памятники книжного языка церковного происхождения менее занимают ученого, а, наоборот, грамоты, летописи и иная оригинальная русская средневековая литература представляются ему более предпочтительными и доказательными источниками[vi]. Отсюда следует и основной методологический принцип исторического языкознания (в понимании А. А. Шахматова): критический анализ, всестороннее изучение текста, его соотношение с данными носителей языка. В этом заметно влияние теоретических основ индоевропейской школы и прежде всего учителя А. А. Шахматова - академика Ф. Ф. Фортунатова: от расчлененных формул к стройной концепции исторического развития языка.

Лингвистическое наследие А. И. Соболевского в свете его идей в области памятников приказной культуры

Другой яркий ученый русской академической школы, академик А. И. Соболевский, не раз в своих работах обращался к проблемам изучения языка памятников письменности. Впрочем, он немало потрудился и над их изданием. Так, в X томе ИОРЯС за 1905 год он публикует несколько замечательных рукописей в заметках: «Мучение папы Стефана по русскому списку XV века» [Соболевский 1905а], «Из области древней церковнославянской проповеди» [Соболевский 1905б] и «Несколько редких молитв из русского сборника XIII века» [Соболевский 1905в]. В 1884 году А. И. Соболевский защищает докторскую диссертацию «Очерки по истории русского языка». В ней изложены основы современного понимания предмета, который и сейчас в университетских курсах во многом строится по схеме А. И. Соболевского. Книга открывается показательным Введением автора: «Русский народ в лингвистическом отношении представляет одно целое. <…> История русского языка, отличающегося сравнительным консерватизмом, за много веков не дала ничего такого, что разрушило бы единство русского языка» [Соболевский 1907: 1]. В ней же ученый сделал обстоятельный обзор наиболее значительных источников истории родного языка и хранилищ - он описал памятники галицко-волынского и псковского наречий, рукописи XI-XIV вв. [там же: 5-18]. Во время работы в Петербурге и Киеве, он читает одноименный курс, изданный до 1917 г. несколько раз [1-е изд.: Соболевский 1884]. Его перу принадлежит один из первых трудов по русской диалектологии, где ученый сделал обзор великорусского и белорусского наречий. В нем он обосновывает и утверждает право на существование этой науки, которая ранее была прикладной. И здесь опора на национальные истоки - для него одно из главных доказательств: «Те, которые изучают древние памятники нашей письменности (как литературные, так и исторические, юридические), чрез изучение диалектологии почерпают средства к пониманию текста памятников» [Соболевский 1897: 1]. Позднее он редактировал «Русскую хрестоматию» Ф. И. Буслаева, собравшую тексты более 150 рукописных источников [Буслаев 1909]. Все эти ценные материалы он учитывал в своих научных разысканиях - в области русской диалектологии, лингвистического источниковедения и исторической грамматики. Ученый изучает старинные манускрипты с новой для того времени точки зрения, распределив их по регионам. Его «лингвистическая этнология» охватывала памятники галицко-волынские, смоленско-полоцкие, псковские и новгородские, а также киевские и владимиро-суздальские. А. И. Соболевский впервые установил, что каждая местность имеет свой деловой язык. Труд ученого, объединивший его взгляды на данную проблематику был издан через 70 лет после кончины [Соболевский 1980]. В нем впервые получили квалифицированное толкование процессы в области языка деловой письменности домонгольского периода, Северно-Восточной Руси XIII-XVI вв., Западной Руси XIII-XVII вв., а также деловой язык Южной Руси, рассмотрение которого он довел до XVIII столетия. А. И. Соболевский сделал весьма корректный и новый для того времени вывод о формах бытования и географии делового языка. Так, он считал, что «московский деловой язык к XVI в. вытеснил местные деловые языки и сделался общим для всей Северо-Восточной Руси» [там же: 54]. Любопытные наблюдения высказаны им по поводу развития делового языка в Западной Руси, который, как считал А. И. Соболевский, имел большее сходство с западнорусским литературным языком и «был связан с судьбою грамотной части общества», но впоследствии «утратил живость русского языка и наконец уступил место польскому» [там же: 73]. Эта же тенденция во многом наблюдается и в истории делового языка Западной Руси [там же: 102-103 и др.]. Важен и другой момент: в названной книге А. И. Соболевского, в сравнении с близкими по проблематике трудами Е. Ф. Будде и В. В. Виноградова, ученый рассматривает языковые процессы литературного языка, начиная с XI века, да и сам вопрос, что следует считать литературным языком, не решается А. И. Соболевским в едином ключе. В его состав он включил как деловые, так и церковные тексты (мы говорим о периоде XI-XVII вв.). Многое, конечно же, осталось не освещенным им в достаточной мере: деловые источники московского происхождения, северные памятники XVII-XVIII вв. и др., но само направление исследования, по сути своей новое (и остающееся таковым до сих пор), живость и смелость идей, индивидуальный взгляд на спорные проблемы развития делового языка в контексте «культурного пространства» имеют немалую научную ценность в наши дни и продолжают обсуждаться. Особенность манеры А. И. Соболевского лаконично подмечена Б. М. Ляпуновым: «Метод его исследования рукописного материала был таков, что его нельзя рекомендовать ученому средних способностей, который только путем детального исследования небольшого по объему материала может дать что-нибудь ценное для науки. Работать плодотворно по методу А. И. Соболевского, сразу овладевавшего огромным количеством материала и умевшего быстро найти в нем самое существенное и сделать важные для науки открытия, мог только ученый, соединявший в себе редкий дар анализа и синтеза вместе» [цит. по изд.: Алексеев 1980: 19].

Е. Ф. Карский и его работы по изучению литературного языка и памятников древнерусского права

Крупнейшим языковедом, историком и палеографом рубежа XIX-XX веков, сделавшим переворот в деле осмысления языка и культуры Западной Руси, был академик Е. Ф. Карский. Его труды по белорусскому и славянским языкам впервые показали ценность источников западного происхождения в деле формирования восточнославянской этноязыковой общности и их значительную роль в русской истории. Но это не единственное направление его деятельности. Замечательно выступление ректора Варшавского университета Е. Ф. Карского, произнесенное им 23 февраля 1893 года, - «Главнейшие течения в русском литературном языке». В нем ученый высказал ряд интересных идей и в области развития языка письменной культуры, позволившее ему сделать существенный вывод: «…внимательное рассматривание памятников уже первого времени русской письменности приводит нас еще и к следующему: в них мы можем заметить не только особенности, характеризующие общерусский язык, но также наталкиваемся и на такие черты, которые принадлежат русским наречиям, на первых порах только северо-западной группы … и юго-западной, а затем, к XIV в., и других наречий. Диалектические отличия особенно проглядывают в произведениях оригинальных (грамотах, актах), но не чужды они и памятникам, лишь переписанным в известных местностях. Таким образом, в литературный язык входит не только русская общенародная стихия, но … уживаются в нем и некоторые местные особенности» [Карский 1962ж: 132-133]. Много работ он посвятил древнерусскому языку: «Особенности письма и языка Мстиславова Евангелия» [Карский 1962б], «Из синтаксических наблюдений над языком Лаврентьевского списка летописи» [Карский 1962в], «Русская Правда по древнейшему списку» [Карский 1962г] и др., написал рецензию на книгу А. А. Шахматова «Исследование о двинских грамотах XV в.» [Карский 1962д], отзывы на труды Н. М. Каринского, А. А. Покровского по языку памятников письменности [Карский 1962а: 685 и др.], издал немало статей по изучению языка белорусских памятников и украинской диалектологии. Но один из его трудов - «Культурные завоевания русского языка в старину на западной окраине его области» [Карский 1962е] - нам представляется особенно важным для понимания взглядов ученого на сложную проблему «Запад - Восток». Его точка зрения - лингвиста и историка - являет собой образец глубоко осознанного, патриотического отношения к культуре и «бытовому исповедничеству» страны, раздираемой противоречиями (в том числе и языковыми) до сих пор (эта работа впервые вышла в 1924 г.). Приведем один из фрагментов статьи: «…заимствования в языке литовцев и латышей были сделаны из белорусского наречия, а не из литературного великорусского языка. Следовательно, эти заимствования происходили мирным путем, притом большую часть времени у народности, подчиненной господствующему населению. Таким образом, о «русификации» литовцев и латышей в теперешнем (курсив наш. - О. Н.) употреблении этого слова … не может быть и речи» [Карский 1962е: 458]. В последние годы жизни он в основном занимался изданием памятников письменности: готовил к печати и редактировал Полное собрание русских летописей, издаваемое Археографической комиссией АН СССР, опубликовал «Русскую Правду по древнейшему списку» и многое другое (см. библиографию трудов в кн. [Карский 1962а]). В деятельности академика Е. Ф. Карского, кроме прочего, заметна еще одна тенденция: истоки и судьбы литературного языка он связывает с духовной культурой общества. «В старину на книгу и ее язык смотрели далеко не так, как смотрим мы теперь, и относились к ним с бóльшим уважением, чем теперь. Разница между языком разговорным и книжным была обязательной» [Карский 1962з: 179]. «Церковнославянский язык русского извода», как назвал его ученый, был оторван от народной среды в средние века. Лишь с конца XVII века, а особенно в петровские времена «всюду чувствовалась необходимость приблизить его к разговорной речи, только не всегда ясно представляли, как это сделать» [там же]. Совершив немало открытий в лингвистике и будучи ее вдохновенным проповедником, Е. Ф. Карский в значительной мере повлиял и на характер историко-этнографических и языковедческих исследований ученых XX века.

Подведем некоторые итоги. «Золотой век» русской филологии, точнее, почти 150 лет (приблизительно 1770-1910-е гг.) научных разысканий в области «памятниковедения», был веком открытий и идей, поиска «филологической самостоятельности». От подражательной западной модели знаний, научных школ, профессуры - до ярких, оригинальных трудов по русской и славянской филологии и истории, написанных подвижниками родной науки, взращенными на нашей земле. Этот национально-культурный взгляд русской науки, ее движение вглубь и трепетное отношение к прошлому, ее приоритеты и установки сформировали саму концепцию филологии и во многом воздействовали на развитие ее институтов и школ в будущем. Надобно заметить, что памятники письменности и вообще подобающее отношение к народной культуре и духовным истокам занимали ум каждого исследователя. Недаром уже в конце 1840-х гг. И. И. Срезневский мог с полным правом и достойной гордостью говорить: «Она есть, эта русская наука. На нее, как на частную долю науки общечеловеческой, имеет русский народ право столь же исключительное, как и каждый другой народ, сочувствующий успехам науки, на свою собственную долю. Чем народ сильнее духом, своебытностью, любовью к знаниям, образованностью, тем его доля в науке более; но у каждого народа, не чуждого света просвещения, есть своя доля, есть своя народная наука. Народ, отказывающийся от нее, с тем вместе отказывается и от своей самобытности - настолько же, как и отказываясь от своей доли в литературе и искусстве, в промышленности и гражданственности… И главный долг народной науки - исследовать свой народ, его народность, его прошедшее и настоящее, его силы физические и нравственные, его значение и назначение. Народная наука в этом смысле есть исповедь разума народа перед самим собою и перед целым светом» [Срезневский 1959а: 16].

Список литературы

 [i] Так напечатано в тексте.

[ii] 1767-го года. (Сноска в тексте. - О. Н.).

[iii] Заметим попутно, что в архиве И. И. Срезневского сохранились редкие образцы нетрадиционного, «карнавального» делового письма. Таково, например, «Дело о побеге беглого петуха от курицы» 1750-х гг. (РГАЛИ 436:1:1021). Нам известны и другие сочинения XVIII века, собранные ученым в подлинниках и копиях и не изданные до сих пор.

[iv] И в других своих трудах Ф. И. Буслаев последовательно проводит исторический принцип изучения языковых явлений [см., напр.: ОР ГЛМ 343:1:36; Буслаев 1868; 1872-1873]. Здесь позволим себе привести высказывание К. Войнаховского в его статье «Значение трудов академика Ф. И. Буслаева в истории науки о русском языке»: «Историческая грамматика, с одной стороны, принадлежит к эпохе, когда языкознание находилось в первом периоде своего развития, с другой, - она удовлетворяла потребности русского образованного общества того времени, когда наука о языке только что возникла в России. Если бы Федор Иванович имел в виду только одни научные цели при составлении своей замечательной книги, то, наверное, она была бы достоянием книжных складов и не соответствовала бы уровню познаний большинства тогдашних педагогов. То обстоятельство, что «историческая грамматика» отличается двойственным характером, научным и практическим, свидетельствует о глубоком понимании автором интересов родного просвещения. Автор как опытный и талантливый учитель умел специальное научное знание сделать доступным и понятным всякому образованному человеку. Его грамматика, будучи научным трудом, проводила в сознание общества теорию и фактические знания новой (здесь и далее курсив наш. - О. Н.) науки о языке и послужила основанием этой науки в нашем отечестве…» [Войнаховский 1898: 113].

[v] Подробный разбор лингвистических взглядов А. А. Шахматова, выраженных в этом труде, см. у Б. М. Ляпунова [Ляпунов 1925].

[vi] Укажем в этой связи и менее знакомые работы ученого: «Хронология древнейших русских летописных сводов» [Шахматов 1897], «Сборник XII века Московского Успенского Собора» [Шахматов 1899], «Еще несколько двинских грамот XIV и XV века» [Шахматов 1909а], «Несколько заметок об языке псковских памятников XIV-XV вв.» [Шахматов 1909б], «Летописец Успенского Каменского девичьего монастыря Новозыбковского уезда Черниговской епархии» [Шахматов 1910], «Заметки к древнейшей истории русской церковной жизни» [Шахматов 1914] и др.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта <http://www.bibliofond.ru>

Страницы: 1, 2