Генезис институтов государства в античной Европе и на Др. Востоке (общее и особенное)

структуры, без чего складывавшееся человеческое общество просто не сумело

бы выжить.

Исследования экономантропологов открывают нам, что первобытный

коллектив охотников и собирателей обычно был невелик – в среднем 20-30,

иногда 50 человек. Каждая группа имеет свою территорию обитания в пределах

района, занятого данной этнической общностью, и находится на полном

самообеспечении, хотя при этом она может быть связана взаимообменом с

соседями. Фундаментальный принцип существования локальной группы – ее

эгалитарность. Система добычи, распределения и потребления пищи здесь

основана на строгой уравнительности, но с учетом ролевых функций: между

мужчинами и женщинами, старшими и младшими, взрослыми, стариками и детьми

всегда существовало определенное и строго фиксированное неравенство в

потреблении, генетически восходящее к аналогичному неравенству и в рамках

стаи животных. Социальные права и обязанности членов группы (опять-таки с

учетом ролевых функций) одинаковы. Все имеют голос. Каждый волен принять

самостоятельное решение вплоть до разрыва с группой. Есть соблазн видеть в

этой эгалитарности и свободе принятия решения нечто вроде первобытной

демократии. Гораздо больше оснований говорить о жестком конформизме группы,

о строгой необходимости для каждого полностью соответствовать сложившимся

экспектациям под угрозой изгнания из общества (уже не только из данной

группы), чем о свободе мнений и поведения. Словом, эгалитаризм – это далеко

не демократия. Без уравнительного потребления группа попросту не смогла бы

выжить и обеспечить нормальное воспроизводство, не говоря уже о

расширенном.

Экономический аспект генерального принципа системы эквивалентного

обмена, основанной на уравнительности, антропологи обозначили термином

"реципрокность" (от лат. – двигать туда-сюда, возвращать обратно).

Первоначальная суть реципрокного взаимообмена сводилась к тому, что каждый

вносил в общий котел, сколько мог, и черпал из него, сколько ему

полагалось, тогда как разница между отданным и полученным измерялась в

терминах социальных ценностей и выражалась в форме престижа и связанных с

ним привилегий. Будучи едва ли не первым универсальным механизмом

функционирования человеческого общества на ранних этапах его существования,

реципрокный обмен сыграл решающую роль в последующем развитии общества, в

конечном счете в разложении той эгалитарной структуры, которая вызвала его

к жизни и существовала на его основе. Здесь мы переходим к проблеме

появления привилегий и избыточного продукта. Оставался лишь шаг до

социального неравенства. И вскоре этот шаг был сделан, правда, уже в новых

условиях, когда на смену обществу собирателей пришли коллективы

производителей пищи, земледельцев и скотоводов[5].

Неолитическая революция и переход к регулярному производству пищи

способствовали заметному росту избыточного продукта, что дало резкий толчок

изменению форм социальных отношений, менявшихся параллельно с появлением

нового образа жизни в виде оседло-земледельческих поселений и общинной

организации. Непрочные у собирателей парные семейные ячейки при переходе к

оседлости и систематическому производству пищи трансформировались в более

крепкие и достаточно многочисленные семьи, даже семейно-клановые группы,

заменившие собой локальные группы бродячих охотников. Именно такие семейно-

клановые группы стали первичной ячейкой оседло-земледельческого (а позже и

кочевого) обществ[6].

Прежде всего своим положением отец-патриарх обязан не случайности

выбора и тем более не собственным заслугам, а случайности рождения или

обстоятельств, превративших его в старшего среди группы более младших

родственников его поколения и следующих поколений. Господствует все тот же

фундаментальный принцип эквивалента, но древняя практика реципрокного

обмена в этом пункте оттесняется специфической системой перераспределения и

получившей наименование редистрибуции. Путь от эгалитарного общества к

ранговому и есть движение от ре-ципрокности к редистрибуции. Редистрибуция

как важнейший полит-экономический принцип возникает с того момента, когда

средства коллектива и тем более его избыточный продукт оказываются в

распоряжении главы группы. Посредством щедрых демонстративных раздач глава

процветающей группы повышает свой престиж и занимает более высокое

положение в общине. Функции общинного лидера, тем более главы крупной,

разросшейся общины, подчас разделенной на кварталы или состоявшей из

нескольких соседних деревень, достаточно сложны и многообразны. В некотором

смысле это уже функции политического администратора. К их числу относились

регулярное перераспределение участков пахотной земли между численно

менявшимися группами и небольшими семьями (коль скоро возникали такие),

обеспечение справедливого пользования общинными ресурсами и угодьями,

организация общественных работ, взаимоотношения с соседями, включая

межобщинный обмен и ритуальные акции, и т.п. На лидера возлагалась и важная

функция верховного редистрибутора, т.е. распорядителя как коллективного

достояния общины, так и ее избыточного продукта, хранившегося в

общественных амбарах. За всю свою непростую и, главное, необходимую для

нормального существования общины работу старейшина обычно получал от глав

семейных групп, которым он формально вручал их участки и права на

определенные угодья, подарки - вначале спорадические и даже необязательные,

но со временем становившиеся нормой и регулировавшиеся обычаем. Эти

подарки, равно как и участие всех в строительстве большого дома для главы

общины и его жен, всей его большой семьи (дом старейшины, как правило,

выделялся размерами), являли собой тот эквивалент, который старейшина

получал от коллектива за свой общественно полезный труд. Вначале эти

подарки в форме пищи, зерна хранились в амбарах и не вели к заметному

обогащению лидера, больше раздававшего, чем получавшего. Но со временем их

накапливалось все больше, а глава общины все более определенно превращался

в глазах коллектива уже не просто в распорядителя, но в "хозяина земли",

раздававшего ее как бы от своего имени и за то имевшего право на налог,

которым он был волен распоряжаться по своему усмотрению. Это означало, что

объективная потребность разраставшегося и усложнявшегося коллектива в

управлении и централизованном регулировании в форме редистрибуции

избыточного продукта вела к появлению должностных лиц, обладавших

престижем, авторитетом, привилегиями и облеченных властью, т.е. очень

заметно отличавшихся по своему реальному статусу от рядовых производителей.

Итак, вставший над общиной старейшина приобретает над нею определенную

власть. Существует множество определений понятия "власть". Классическая

формула М. Вебера сводится, например, к тому, что власть - это возможность

осуществлять свою волю вопреки сопротивлению тех, кого это затрагивает,

либо при согласии их. В триаде престиж - авторитет - власть вершиной и

конечной целью амбициозного честолюбца является достижение реальной власти,

т.е. возможности в конечном счете не только руководить, но порой и

навязывать свою волю управляемому коллективу, что означало достижение

высшей точки на общепризнанной шкале социальных ценностей. Хотя власть

старейшины была так называемой властью положения, опиралась только на

престиж и авторитет, да еще к тому же довольно дорого стоила ее обладателю,

к ней стремились многие. И не приходится удивляться: шкала социальных

ценностей говорила сама за себя - все, кто был готов к этому, обычно

включались в негласное соревнование за достижение ее вершины.

Социологи и антропологи подвергли обстоятельному анализу феномен

механической солидарности разраставшихся на основе сегментации семейно-

клановых групп многочисленных родственных кланов в зоне обитания данной

этнической общности. Базирующаяся на общности происхождения, культуры,

языка, спаянная ритуальными нормами (обряды инициации, мужские дома,

празднества) и легендарно-мифологической традицией, такого рода общность,

обычно всегда именовавшаяся племенем, подчас исчисляется сотнями тысяч.

Именно в ее недрах фиксируется солидарность, которая реализуется

автоматически, но подчиняется законам энтропии: сила ее убывает с

увеличением дистанции, как социально родственной, так и территориальной

(феномен убывающей этнической солидарности). Консолидирующий импульс здесь

возникает лишь в экстраординарной ситуации, чего оказывается достаточно для

сохранения общности, которая в ординарном, обычном состоянии вновь

автоматически распадается на аморфную сумму общин - каждая во главе со

своим лидером. Но такие аморфные общности ещё нельзя назвать племенем, чья

структура уже близка к протогосударственной. Конституирующий

протогосударственную структуру импульс становится устойчивым, если угроза

общности извне оказывается постоянной, - именно в этом случае возникает

племя как структура во главе со своим вождем. Но для того чтобы такого рода

процесс кристаллизации общности произошел, чтобы аморфная общность

превратилась в племя, требовалось существование рядом с ней сильного

соседа, в котором все эти процессы уже прошли. Механизм процесса генезиса

первичных надобщинных структур таков: в ходе соперничества лидеров соседних

общин наиболее удачливый берет верх и подчиняет себе остальных, превращая

их в повинующихся ему руководителей управлявшихся ими прежде коллективов,

которые выступают теперь по отношению к возникающему протогосударству в

целом в качестве его региональных подразделений[7]. Но одно дело - процесс

в замкнутом анклаве, другое - в реальности древнейшего исторического

прошлого. Иными словами, если в стерильной обстановке процесс мог и

подождать, пока общность окончательно созреет для интеграции, при условии,

что ничто извне этому не мешает и никак в это не вмешивается, то в

древневосточной реальности, где складывались первые известные науке

протогосударства, такого рода условий не было.

Слабые соперники подчинялись сильному, богатому и щедрому, в

результате чего создавалась благоприятная обстановка для возникновения

надобщинной политической структуры, протогосударства. Первичное

протогосударство, или простое протогосударство, вождество - это обычно

группа общинных поселений, административно подчиненных центральному поселку

городского типа, где находится резиденция вождя и его окружения. В функцию

вождя входит создание эффективной системы администрации с целью добиться

оптимальной организации производства и максимума избыточного продукта.

Наряду с этим на передний план среди ведущих функций вождя выходит военная.

Дело в том, что с момента возникновения первых первичных протогосударств (а

их обычно возникало сразу несколько в том регионе, где для этого были

условия и уже наглядно действовала сила примера) появляется и ожесточенное

соперничество между ними. В этих условиях именно войны оказываются главным

средством решения споров и реализации преимущества. Военная функция надолго

становится одной из важнейших, что, собственно, и породило представление о

всеобщем характере так называемой военной демократии как формы организации

воинственной общности, существующей за счет грабежа других. Укрупненная

система мелких первичных протогосударств - это сложное или составное

протогосударство, имеющее иерархическую внутреннюю структуру и знакомое с

определенным количеством оторванных от сельскохозяйственного производства

групп администраторов, воинов, жрецов и обслуживающего верхи персонала

(слуги, рабы, ремесленники). Администраторы - это общинная выборная

верхушка; воины - это группа профессионалов -дружинников, всегда готовая

повести за собой всех остальных, способных носить оружие. Слуги и рабы

принадлежат к числу неравноправных чужаков, чаще всего захваченных в ходе

войн. Из их же числа, а также из числа собственных мастеров, если они

имелись в коллективе, формируются профессионалы -ремесленники, прежде всего

металлурги-кузнецы, продукт труда которых становится особенно важным с

момента, когда неолитические коллективы вступают в век бронзы. Но едва ли

не наиболее важной прослойкой в формирующемся протогосударстве всегда были

жрецы. Во всяком случае глава протогосударства часто одновременно был

высшим жрецом-первосвященником. Власть в протогосударстве, как и в общине,

была выборной, ибо иных форм ее замещения общество еще не знало. Но

достигший высшей власти вождь, сполна вкусивший сладость этой власти,

пользующийся всеми благами авторитета и привилегий, никогда не спешит с ней

расстаться. Напротив, он старается ее укрепить, добиться ее легитимизации,

в чем заинтересован и коллектив: авторитарная власть вождя ведет к

укреплению интегрирующих импульсов, призванных противостоять принципу

убывающей солидарности, к ослаблению тенденции к региональной автономии,

обузданию честолюбия местных лидеров и в конечном счете к соединению

воедино всех включенных в рамки протогосударства. На практике сказанное

означает, что добившийся власти лидер стремится закрепить эту власть за

собой пожизненно, а коллектив этому способствует. Вот здесь-то и приходит

на помощь институт сакрализации власти. Вождь должен выступать как носитель

божественной благодати, как могущественный посредник между миром живых и

сверхъестественными силами, включая и всех умерших вождей. На службу

возникающей в связи с этим более сложной религиозно-мифологической системе

привлекаются все существовавшие до того колдуны и иные служители культа.

Эта кардинальная трансформация в системе взглядов, своего рода

мировоззренческая революция, сыграла огромную роль в дальнейшем развитии

ранних обществ и государств. Как упоминалось, сакрализация вождя была

важным условием институционализации его власти, легитимизации его

божественного права на власть. Власть становилась пожизненным правом, а

выборы нового вождя - более редким явлением. Власть вождя стала

наследственной в его семье, что сыграло огромную роль в деле стабилизации

всей структуры.

Описанный в процесс генезиса пред- и протогосударственных институтов в

основных своих пунктах - с бесчисленными вариациями и модификациями -

универсален. Так или примерно так вызревали надобщинные политические

структуры у всех народов и во все времена, вплоть до XX в., что

засвидетельствовано полевыми материалами антропологов, сыгравшими едва ли

не важнейшую роль в реконструкции этого процесса. Следует снова напомнить,

что именно на основе привычной протогосударственной структуры гомеровской

Греции произошла та революционная трансформация (социальная мутация),

которая вызвала к жизни античную структуру, принципиально отрицавшую

предшествовавшую ей.

Появление феномена власти-собственности было важным моментом на пути

институционализации общества и государства в неевропейском мире.

Практически это означало, что прежняя свободная община теряла свои

исключительные права владения ее угодьями и продуктом. Теперь она вынуждена

была делить эти права с теми, кто в силу причастности к власти мог

претендовать на долю ее имущества, начиная от регионального вождя-

администратора, будущего владетельного аристократа, которому верховный

вождь передавал часть своих высших прерогатив, и кончая общинным главой,

все более превращавшимся в чиновника аппарата администрации. Иными словами,

возникал и надолго закреплялся хорошо знакомый специалистам феномен

перекрывающих друг друга владельческих прав: одна и та же земля (а точнее,

право на продукт с нее) принадлежит и обрабатывающему ее крестьянину, и

общине в целом, от лица которой выступает распределяющий угодья старейшина,

и региональному администратору, и верховному собственнику. И что

показательно, эта множественность прав, столь нелепая в обществе с

юридически хорошо разработанными частно-правовыми нормами, здесь никого не

смущает: коль скоро земля не является частной собственностью и принадлежит

всем, то совершенно естественно, что каждый получает свою долю дохода от

нее, причем в строгом соответствии с той долей владения ею, власти над ней,

которой реально располагает. Вместе с тем важно оговориться, что в

множественности прав уже таились зародыши некоторой трансформации прежней

структуры, в частности тенденции к приватизации, т.е. к появлению частной

собственности (пусть не господствующей и весьма ограниченной в потенциях,

но все же частной), до того в описываемом обществе еще не известной.

Обычное протогосударство, в том числе составное и даже этнически

гетерогенное, несмотря на весьма заметную разницу между крестьянскими

низами и верхами управителей, было еще густо опутано системой родственных

клановых связей. Более того, именно эти связи играли чаще всего основную

роль в его социальной и административной структуре, определяя степень

знатности и место человека в обществе. С течением времени и по мере

институционализации власти ситуация определенным образом менялась. Прежде

всего клановые связи начинали терять свою всеобщность и оказывались

свойством немногих, признаком избранности, аристократизма. Кроме того,

опасавшиеся притязаний близкой родни на власть правители стремились

приблизить к себе преданных лично им чужаков из числа мелких должностных

лиц, слуг, а то и иноплеменников-рабов, явных аутсайдеров. Часть их,

закрепившись наверху, со временем тоже давала начало знатным

аристократическим кланам. Результатом всего этого было появление в

обществе, прежде ориентировавшемся в основном на заслуги и престиж, новых

критериев для деления на верхи и низы. Верхи стали комплектоваться из числа

наследственных аристократов и причастных к власти должностных лиц, причем

те и другие, тесно связанные клановыми связями, образовывали своего рода

потомственный слой людей, занятых в сфере управления и включенных в систему

социально-имущественных привилегий. В новых условиях социальные низы, т.е.

крестьяне-производители, оказались исключенными как из системы

генеалогического родства в конических кланах аристократов, так и из сферы

редистрибуции. Этот все углублявшийся отныне разрыв между верхами и низами

означал, что на смену примитивному политическому образованию типа

протогосударства шла более развитая и принципиально отличная от него

административно-политическая структура - раннее государство.

РАННЕЕ ГОСУДАРСТВО

Раннее государство обычно много сложнее и крупнее протогосударства;

этническая гетерогенность здесь - уже практически почти обязательная норма,

ибо возникает раннее государство преимущественно за счет завоеваний и

аннексии соседей. Расширяясь и включая в свой состав многие десятки и сотни

тысяч людей, раннее государство обычно оказывалось перед необходимостью

усложнить администрацию, следствием чего был дальнейший рост иерархичности

структуры в целом: все стоявшие над общиной в свою очередь выстраивались в

сложную иерархическую лестницу должностных лиц, прав, статусов, привилегий.

Так, иерархическая лестница управления оказывалась по меньшей мере

трехступенчатой; возникали три уровня - высший общегосударственный, средний

региональный и местный. На местном уровне по традиции на главу общины

падала львиная доля всех административных забот о благосостоянии общинного

коллектива, а также о своевременных выплатах ренты-налога в казну и

организации необходимых для коллектива и для государства общественных

работ. Этот последний момент заслуживает особого внимания. Дело в том, что

именно в рамках укрупненного раннего государства, в отличие от

протогосударства (за редкими исключениями типа раннешумерских), возникает

феномен урбанизации, т.е. монументального городского строительства,

сооружения дворцов, храмов, мавзолеев, пирамид, каналов, дамб и т.п.

Страницы: 1, 2, 3