Способы выравнивания когнитивного диссонанса в переводе поэтических произведений (на материале сонетов Шекспира)

совершенно разные, поэтому переводчику приходится жертвовать выразительными

средствами, которые использовал автор ТО, но компенсировать эти жертвы

своими находками переводчику необходимо. Удалось ли это переводчику?

Б. Кушнер стремится, чтобы его сообщение ближе соответствовало

различным элементам языка источника, перевод близок к оригиналу по форме

(мы найдем лишь несколько несовпадений). Но из-за некоторой буквальности

перевода и возникают странный «мусор бытия» и «низкий прах».

Таким образом, когнитивный диссонанс, возникший в пространстве текста,

убирается. Переданы стилистические характеристики (размер, рифма), что

свидетельствует о работе в пространстве текста. Но все ли системные связи

слов оригинала вскрыты автором текста перевода?

Мы уже говорили о том, что образ смерти сразу не вводится переводчиком

и слова «arrest» и «bail» поняты может и верно, но переданы неадекватно.

Слово «bail» у Шекспира подразумевает намек на слова, которые произносятся

при аресте «without bail and mainprize». Эти слова имеют неприятный

оттенок, а у переводчика слово «канитель» никак не может быть воспринято

как нечто неприятное. Скорее оно носит положительный оттенок – «приятная

канитель» говорят русские, когда готовятся к какому-нибудь празднику.

Строка «The coward conquest of a wretch’s knife» передается как

«разбой» - мысль понята правильно, но все предложение вместилось в одно

слово, а где указание на случайности, от которых зависит человеческая

жизнь? Кроме того, эта строка звучит у Шекспира грубо и жестко: сочетание

звуков [k], [t], [d] этому способствует, а у переводчика – всего лишь одно

слово «разбой».

Телесную оболочку переводчик характеризует, как «жалкий плод разбоя»,

но уместно ли тут слово «плод»? Разве может быть плод разбоя? «Плод»

воспринимается как нечто драгоценное - плод – будущий ребенок; плод –

фрукт или овощ; плод фантазии, плод любви. А что такое плод разбоя?

У Шекспира неоднократно подчеркивается, что душа – это лучшая часть

человека (spirit… the better part of me; the worth of that is that which it

contains), а у переводчика, напротив, очень много обращений к телу.

Сравним, у Шекспира тело – это dregs of life, body. У Б. Кушнера – мусор

бытия; жалкий плод; простая плоть; низкий прах. Хотя обращение к душе тоже

есть в переводе. Сравним,

| |Шекспир |Б. Кушнер |

|6 строка |- |Высший дух |

|8 строка |My spirit |Моя душа |

|13-14 строки |Подразумевается душа |Моя душа |

Таким образом, сохраняется противопоставление «тело - душа».

Переводчик пытается воссоздать слова, близкие оригиналу. Вместе с тем,

мы знаем, что ассоциации, вызываемые словом, множественность его значений

не допускают лексического перевода. Переводчик пытается сохранить лексику

автора ТО, утрачивая некоторые элементы образного ряда и выражаясь словами,

несколько непривычными для русского читателя, у которого могут возникнуть

ассоциации совсем другого порядка, нежели те, которые имел в виду Шекспир.

Таким образом, диссонанс на уровне системы не снят.

Посмотрим, что способствовало снятию диссонансов при переводе.

1. Во-первых, основные настроения сонета переданы, система

образов проработана. Работа на уровне «дискурс ИЯ – дискурс

ПЯ» наблюдается.

2. Сонет звучит благозвучно, ритмика и рифма переданы адекватно,

это свидетельствует о работе в пространстве «дискурс (текст)

ИЯ – дискурс (текст) ПЯ».

При этом переводчик пользуется некоторыми трансформациями:

1). Замены – life – живой (сущ. – глагол); to be remembered – память

(глагол – сущ.).

2). Добавления – 5-ая и 13-ая строчки добавлены целиком. 5-ая строчка

вводит отсутствующую в первых строках причину ухода лирического героя,

которая у Шекспира прослеживается уже в первых двух строках. 13-ая строка

повторяет те же мысли, что были уже высказаны в 7-ой, 9-ой, 11-ой, 12-ой

строках.

Автор перевода вводит большое количество эпитетов: живая память;

высший дух; жалкий плод; простая плоть; низкий прах.

3). Опущения – arrest – ключевое слово; reviewest… review, consecrate,

the better part of me; the worth of that.

Перейдем к лексическим трансформациям.

4). Метонимический перевод – life – память.

Итак, трансформаций использовано не так уж много, это еще раз

подчеркивает, что автор текста перевода сохраняет лексику оригинала. И,

наконец, ответим на наш вопрос: «Удалось ли переводчику компенсировать не

восполненные образы своими оригинальными образами, соответствующими

пределам заданной темы? » Очевидный ответ – нет.

II.2.3. Методы уменьшения когнитивного диссонанса при переводе Б.

Пастернака

ОБРАТИМСя К СЛЕДУЮЩЕМУ ПЕРЕВОДУ 74-ГО СОНЕТА, СДЕЛАННОГО ВЕЛИКИМ

ПОЭТОМ Б. ПАСТЕРНАКОМ. ТЕКСТ ЕГО ПЕРЕВОДА НАХОДИТСя В ПРИЛОЖЕНИИ № 8.

Обратимся к анализу лексико-синтаксического строя текста. Поражает,

что переводчику удалось с такой точностью сохранить лексический состав

текста и одновременно воссоздать образно-стилистическую сторону оригинала.

Сравним лексику Шекспира и Пастернака.

Arrest – острог, carry me away – буду взят, line – строки, still –

еще, review – перечитать, the very part – лучшая моя частица, earth –

земля, my spirit – мой дух, dregs of life – прах, не стоящий сожаленья,

wretch’s knife – головорез, worth – ценно.

Переводчик создает образы предельно точно – fell arrest without all

bail – в острог Навек я смертью буду взят под стражу. Dregs of life -

прах, не стоящий нисколько сожаленья. Шекспир прямо не говорит о том, что

ценное останется после него, он вводит множество повторяющихся слов.

Переводчик также прямо не говорит об этом, но его строки звучат необычайно

красиво и плавно: ценно одно посвящено только тебе теперь. Слово

«посвящено» сохраняется только в этом переводе.

ТП2 несет мысль о том, что человеческая жизнь может быть жертвой

случайных обстоятельств, этот образ вписывается в систему рассуждений о

том, что бренное тело ничего не стоит: «только прах исчез, Не стоящий

нисколько сожаленья, то, что отнять мог головорез, Добыча ограбленья,

жертва тленья». Переводчик не стал вводить слово «черви», но «добыча» у

него осталась. Действительно, для слуха и восприятия слово «черви» не

совсем красивое и тем более никак не соответствует таким красивым образам,

которые нарисовал Б. Пастернак.

Переводчик передает настроение сонета, в котором противопоставляются

образы светлого и темного – души вечной и жизни быстротечной. В переводе

это видно – острог, смерть, прах, сожаленье, жертва, тленье – живая память,

лучшая частица, дух. Таким образом, образно-семантический строй сонета

создан близко к оригиналу. Перевод Б. Пастернака – это сохранение всех

элементов образного ряда Шекспира. Коммуникативное намерение автора ТО, то

есть прагматическая сущность, зримо отражается в ТП. Достигнута

динамическая эквивалентность, перевод звучит естественно для русского

читателя.

Перейдем к рассмотрению фонетических особенностей перевода. Перевод

написан пятистопным ямбом, система рифм соответствует оригиналу: abab cdcd

efef gg. Переводчик сохраняет консонансные рифмы первых строк, передающих

мысль о смерти (оСТРоГ навеК СТРажу СТРоК). Аллитерации также присутствуют

в переводе – earth… earth – в землю мой земной… Переводчик стремится даже

фонетически быть адекватным оригиналу.

Если мы посмотрим на перевод с точки зрения синтаксиса, то в нем мы не

найдем никаких авторских знаков препинания, переводчик четко придерживается

интонации автора ТО. Сохраняются сложные предложения. Переводчик вводит

причастия и деепричастия, которые лучше звучат для русского читателя, да и

к тому же они являются способом компрессии русской строки, которая, как

известно, намного длиннее английской.

Переводчику удается вскрыть лексические связи между словами, он уловил

смысл понятий, включенных в одно слово, как это было с «dregs of life».

Переводчик обращается к словарной дефиниции слова «dreg» и раскрывает на ее

основе образ – «прах, не стоящий сожаленья». Автор перевода рисует этот

образ, установив связь между словом «dreg» и строчкой – «The coward

conquest of a wretch’s knife», таким образом, тело воспринимается

переводчиком, как отбросы. Оно может быть уничтожено совершенно нелепо,

ударом ножа, в то время как душа будет жить вечно – в стихах поэта. С нашей

точки зрения, переводчик подбирает очень точное понятие «головорез», оно

передает смысл слова «knife».

В данном переводе диссонансы сняты на уровне дискурса, текста и

системы. Переводчику удается раскрыть связи между словами, передать образы

последовательно. Эти образы органически отражаются в единой системе сонета.

Таким образом, переводчик находится на высшем уровне переводческой

компетенции

II.2.4. Шаги для уменьшения когнитивного диссонанса в переводе С.Я. Маршака

ТЕКСТ ПЕРЕВОДА НАХОДИТСя В ПРИЛОЖЕНИИ № 9.

Рассмотрим перевод с точки зрения получателя речи: бросаются в глаза

многочисленные образы, метафоры. У С.Я. Маршака появляются элементы,

которых нет в оригинале.

Проанализируем перевод с лексико-синтаксической стороны; присутствуют

ли в нем ключевые слова оригинала и, соответственно, узнаем, передается ли

коммуникативное намерение автора ТО. Сравним, есть ли общая лексика.

Arrest – арест, bail – выкуп, залог, отсрочка, memorial – памятник,

dead – смерть, line – строчки, spirit – душа, the better part of me –

лучшее во мне, dregs of life – осадок, остающийся на дне, the coward –

бродяга встречный.

Все ключевые слова сохранены, однако, Маршак свободно переставляет их

на другие места, не стремясь следовать за образами автора ТО. Так, первые

две строчки, вводящие тему, не содержат намека на смерть, слово «аrrest»

переводится буквально – «арест», а само слово «смерть» вводится только в 10-

й строчке. Однако читателю понятно, куда поэта отправят под арест, так как

далее содержатся такие слова, как «глыба камня», «могильный крест», которые

не оставляют сомнений в правильности понимания ситуации. Затем переводчик

сообщает, что в стихах поэта можно найти «все, что во мне тебе

принадлежало», «с тобою будет лучшее во мне». Читатель из довольно

пространного сообщения понимает о том, что останется после смерти. Но ведь

у каждого ассоциации разные. Только в последней строчке автор сообщает, что

останется после смерти – это душа. У Шекспира «душа» появляется уже в 8-й

строке. Возможно, переводчик хотел усилить эмоциональность и поэтому вводит

ключевое слово только в конце, но получилось, что вся эмоциональная

напряженность оказывается на слове – «мое вино», а потом уже на «душе», так

как перед словосочетанием «мое вино» находится тире, то есть пауза.

Вероятно, «вино» появилось по ассоциации от слова «dreg» (осадок), а

получилось, что на него падает основное лексическое ударение.

С тобою будет лучшее во мне

А смерть возьмет от жизни быстротечной

Осадок, остающийся на дне,

Ей – черепки разбитого ковша

Тебе – мое вино, моя душа.

Образ, построенный на словосочетании «dregs of life» занимает четыре

последние строки. У читателя возникает вопрос: «Почему бродяга может

похитить осадок?» Непонятно русскому читателю, не знающему оригинального

текста. При чем здесь черепки разбитого ковша? Хотя, конечно, если

человеческое тело рассматривать как бокал, его содержание – вино – это наша

душа; сам бокал может легко разбиться, но в переводе нет намека на то, что

кто-то может этот бокал разбить. Вино останется после разбитого ковша.

Может ли такое быть? Во-первых, из ковша вино не пьют, вероятно, ковш

появляется для рифмы. Во- вторых, вино испаряется, а значит присутствует не

вечно. Шекспир же подчеркивает, что душа сохранится в стихах и будет вечной

памятью. Образ, нарисованный переводчиком, недостаточно точно передал мысль

автора ТО. Хотя метафора – тело – бокал, а вино в нем – душа – необычайно

красива.

Рассмотрим строчку «То, что похитить мог бродяга встречный». Опять нет

намека на то, что подразумевает Шекспир (случайность человеческой жизни). У

Шекспира «a wretch’s knife» дает четкое представление об убийстве от рук

злодеев, у Маршака более нейтральный образ – «бродяга». Он ассоциируется с

чем-то, что вызывает жалость, а совсем не опасения за свою жизнь. «Бродяга»

не страшный, как «нож», поэтому значение этой строчки, понятное у Шекспира,

совсем непонятно у С.Я. Маршака. Снова образ теряется в переводе.

Распределение по строфам основных смысловых единиц в переводе

совпадает с распределением соответствующих единиц исходного текста, однако,

структуры основных образов и их заполнение в тексте перевода отличаются от

аналогичных структур оригинала. Переводчик выделяет существенное.

Автор ТП сохраняет пятистопный ямб, систему рифмовки, используется

консонансные рифмы (оТПРавяТ ПоД аРеСТ, оТСРочка). Автор перевода стремится

использовать повторы, там где они есть в оригинале, например, в 5-ой

строке: reviewest – review – вновь и вновь. Сонет сохраняет звучание,

мелодию.

Таким образом, сохранение в тексте перевода образной системы оригинала

при существенном изменении некоторых элементов этой системы приводят к

изменению воздействия текста на читателей. Диссонансы, возникающие на

уровне дискурса и текста, снимаются. Переводчик передает общее настроение

сонета адекватно, придерживается интенции «соответствовать структуре», но

заботясь о красоте русского языка, переводчик не воспроизводит некоторые

скрытые подтексты оригинала и не добивается адекватного воздействия на

читателей. Получается, что переводчик вскрыл системные связи между словами,

правильно связал слова в образы, но передал их в какой-то другой, отличной

от Шекспира форме. Наверное, это можно объяснить тем, что перевод сделан

великим поэтом, хорошо знающим традиции русского языка, имеющим опыт

нескольких поколений мыслителей и писателей. Великий поэт неизбежно

нарисует свои образы, вкропит их в элементы ТО. Если не отражаются элементы

системы, то и часть дискурса будет не раскрыта, не проработана.

Посмотрим, какие трансформации использовал автор перевода:

1). Добавления – 3-я строка полностью; в 7-ой строке есть добавления.

2). Перестановки – очень много; порядок элементов образного строя не

сохраняется.

3). Опущения – довольно много: consecrate, the prey of worms, but be

contented, the coward conquest of a wretch’s knife, the worth.

Итак, переводческая компетенция таких выдающихся поэтов, как Б.Л.

Пастернак и С.Я. Маршак очень высокая, об этом свидетельствуют их переводы,

завораживающие своей красотой и притягивающие взгляд читателей. Они

способны снимать диссонанс в полном когнитивном пространстве. Об этом

свидетельствует одно высказывание Б.Л. Пастернака о его работе над

переводами Шекспира: «Переводить Шекспира – работа, требующая труда и

времени. Это каждодневное движение по тексту ставит переводчика в былые

положения автора. Он день за днем воспроизводит движения, однажды

проделанные великим прообразом. Не в теории, а на деле сближается с

некоторыми тайнами автора, ощутимо в них посвящается». [39, с.178]. Нельзя

сблизиться с тайнами автора, не проработав текст на уровне дискурса, речи и

тем более языка. Мы видели, что переводчику это вполне удалось

С.Я. Маршак учитывает две переводческие интенции («соответствовать

структуре» и «соответствовать цели») и делает анализ на уровне вербальных

коммуникаций – дискурса и текста. Маршак – поэт превалирует над Маршаком –

переводчиком, и он выстраивает свои образы, достойные восхваления, но

отличные от образов Шекспира. Так, Андрей Зорин [40, с. 284] приводит

цитату из одной статьи, вышедшей в 1969 году: «Спокойный, величественный,

уравновешенный и мудрый поэт русских сонетов отличается от неистового,

неистощимого, блистательного и страстного поэта английских сонетов».

Б. Кушнер пытается быть ближе оригиналу и переводит слова, передает

стиль подлинника, не заботясь о ясности русского языка. В результате, мысль

понятна, но слух режут слова, не совсем адекватные для русской речи.

Адекватный перевод возможен только при анализе дискурса, текста,

системных связей слов.

II. 3. Особенности переводов 73-го сонета Шекспира

II.3.1. КОММУНИКАТИВНОЕ НАМЕРЕНИЕ И ОСОБЕННОСТИ яЗЫКА И СТИЛя ШЕКСПИРА В 73-

ЕМ СОНЕТЕ

ТЕКСТ 73-ГО СОНЕТА НАХОДИТСя В ПРИЛОЖЕНИИ № 10.

Рассмотрим коммуникативное намерение автора, какие средства помогли

ему донести его до читателей. Семантически, тематически и стилистически

наиболее существенными являются повторяющиеся в тексте значения; в плане

обозначающего особенно важны редкие слова и слова, выступающие в необычных

сочетаниях. Для раскрытия содержания мы будем рассматривать семантическую

структуру, то есть лексико-семантические варианты, тематическую

принадлежность, коннотации и ассоциации слов, обращая особое внимание на

повторяющиеся значения и редкие слова.

Первая строчка раскрывает тему сонета: он рассказывает о

последовательной смене времени года, времени суток и последовательном

течение человеческой жизни. Слово «time» проходит через весь сонет,

сочетаясь, с одной стороны, со словами, обозначающими увядание природы, с

другой стороны, оно относится к рассказу об угасании человеческой жизни.

Тема времени повторяется в словах: year, day, youth, night, sunset. Мы

обнаруживаем лексические связи слова «time» с последующими словами. Шекспир

рисует осенний пейзаж, мерцание сумерек, предвосхищающих темную ночь,

угасающий огонь – все это последовательные картины действия времени – оно

движется вперед: осень (желтые листья), то есть день – сумерки – темная

ночь – сон (двойник смерти).

Слова второй строки вводят тему природы: yellow leaves. Слов этой

группы в дальнейшем много: boughs, cold, cold, bare, birds. Е.Ю. Куницына

[25, с.104] отмечает, что образы, связанные с природой, являются наиболее

распространенными в произведениях Шекспира. Оказывается, образ yellow leaf

встречается еще в одном произведении Шекспира и принадлежит самому

поэтичному его персонажу – Макбету. Макбет ассоциирует старость с желтым

листом – это один из наиболее емких образов поэта.

То, что в сонете говорится об угасании жизни, мы определяем по словам,

которые несут значение законченности, конца, последнего срока: yellow

leaves – желтые листья (жизнь их коротка), ruin’d choirs – разрушенные

церковные хоры, boughs which shake against the cold – ветви, дрожащие от

холода (вызывают ощущения жалости, тоски), twilight – сумерки (переход от

светлого к темному – от жизни к смерти), sunset – заход солнца (снова жизнь

уходит), black night – темная ночь, death’s second self - здесь, вообще,

слово «смерть» проговаривается, ashes – пепел (то, что остается от когда-то

крепкого дерева, то есть жизнь угасает по мере того, как уходят силы

молодости). То, что жизнь уходит, мы узнаем из глаголов: hang, shake, fade,

seal up, expire, take away, leave.

Мы наблюдаем общие компоненты в семном составе значений слов и в

коннотациях.

Обратимся к редким словам и необычным сочетаниям. Во-первых, в сонете

много повторов: thou mayst in me behold (1-ая строка), in me thou see (5-ая

строка), in me thou see’st (9-ая строка). Но зачем поэт в первой строке

употребил слово «behold» вместо обычного глагола «see»? Вероятно, он хочет

сделать на этом слове логическое ударение и подчеркнуть его. Во всех

повторах употребляется необычный порядок слов, то есть инверсия – это

придает особую выразительность речи поэта. Подлежащие, следующее в

результате нарушенного порядка слов за сказуемым, оказываются выделенными и

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6