Реферат: Моцарт

Реферат: Моцарт

ДЕТСТВО И ПЕРВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ.

«Маленький волшебник», которым любовалась и восхищалась вся Европа,

Вольфганг Амадей Моцарт родился 27-го января 1756 года в бедной семье

придворного органиста и капельмейстера города Зальцбурга, Леопольда Мо­царта.

Его отец, родом из Аугсбурга, происходил из семьи простых ремесленников-

переплетчиков; в детстве своем он терпел большую нужду и тогда еще поставил

себе целью добиться некоторого благосостояния.

В молодых годах он переселился в Зальцбург для изу­чения юриспруденции, но

недостаток средств к жизни вынудил его поступить в услужение к графу Турну.

Впо­следствии, когда обстоятельства несколько изменились, он стал заниматься

преподаванием музыки и вскоре на­столько прославился как сведущий музыкант,

от­личный скрипач и органист, что получил место придвор­ного органиста и

капельмейстера.

Его жена, Анна-Мария Пертль, уроженка Зальцбурга, отличалась необыкновенной

красотой, и в дни моло­дости муж и жена считались самой красивой и

счаст­ливой парой в Зальцбурге. Непреклонный, несколько суровый нрав

Леопольда смягчался веселостью и добро­душием его жены—двумя драгоценными

душевными свойствами, которые маленький Моцарт всецело унасле­довал от

матери. Кроткая, преданная, она благоговела перед своим мужем, во всем ему

подчинялась и всю свою душу вложила в любовь к нему и детям. Из семерых детей

в живых остались только дочь Ма­рия-Анна и сын Вольфганг, любимец и гордость

мате­ри. Насколько мать была склонна к баловству, настоль­ко отец был строг и

требователен. С раннего возраста занялся он воспитанием детей, приучая их к

порядку и к неуклонному подчинению долгу. В то же время он ис­полнял роль

няньки, укладывал Вольфганга спать, при­чем должен был непременно поставить

его на стул и петь с ним песню, которую мальчик тут же сочинял на

фан­тастические слова вроде: oragnia fiaga tafa. Затем Вольф­ганг целовал

отца в кончик носа и обещал ему, что ког­да он вырастет большой, то посадит

отца под стеклян­ный колпак, чтобы предохранить его от всего дурного, и будет

постоянно держать его при себе в большом по­чете. Каждый вечер повторялась

эта церемония, и толь­ко после нее мальчик спокойно засыпал. Так, под

надзо­ром горячо любящего и боготворимого отца, лелеемый ласками матери, рос

будущий гений, и в его чистой художественной душе на всю жизнь отразился свет

его счастливого детства.

До трех лет Вольфганг ничем не отличался от обык­новенных детей: это был

живой и веселый ребенок, с чрезвычайно нежной и впечатлительной душой: он

постоянно спрашивал, любят ли его, и начинал плакать, если даже в шутку

получал отрицательный ответ; он пла­кал также, если его чересчур хвалили. Все

свои игры он любил сопровождать музыкой, и пока в этом единствен­но

выражалась его музыкальность.

Сестра его Наннерль, как называли ее в семье, обна­ружила большие музыкальные

способности, и когда ей минуло 5 лет, отец начал ее учить игре на клавесине.

Первый урок, на котором присутствовал трехлетний Мо­царт, произвел на него

такое сильное впечатление, что совершенно его переродил. Невольно

припоминаются слова нашего великого поэта:

Но лишь божественный глагол

До слуха чуткого коснется,

Душа поэта встрепенется,—

Как пробудившийся орел.

Для Моцарта этот урок был божественным глаголом, который говорил о его

назначении и указывал ему его путь на земле. С этих пор Моцарт забыл все свои

преж­ние игры и всецело погрузился своей детской, но гени­альной душой в

музыку. По целым часам стоял он у кла­весина, отыскивая разные созвучия, и

хлопал в ладоши от радости, когда находил терцию или квинту. Отец по­пробовал

показать ему маленький менуэт, и так как Вольфганг безошибочно его повторил,

то отец решился начать с ним занятия музыкой.

Отец боялся слишком рано знакомить Вольфганга с правилами сочинения, но это

не помешало маленькому композитору написать свой первый концерт, когда ему

было всего 4 года. Однажды отец застал его за целой ки­пой нотной бумаги, на

которую дождем сыпались кляк­сы. Эти кляксы мальчик спокойно вытирал рукой и

поверх них писал ноты. На вопрос отца: «Что ты пи­шешь?»—он уверенно отвечал:

«Концерт для клавеси­на; первая часть уже почти готова». К этому заявлению

отец отнесся, конечно, с недоверием и смехом, но когда заглянул в бумагу и

разобрался в этой массе клякс и нот, то слезы умиления и восторга выступили у

него на гла­зах: перед ним лежал не исполнимый по трудности, но совершенно

правильно написанный концерт! Дом Лео­польда Моцарта посещался местными

музыкантами, ко­торые приносили ему свои сочинения и часто их вместе

исполняли. Так, однажды один из них принес шесть сво­их новых трио. Сели их

играть. Но не успели музыкан­ты разместиться, как явился маленький Моцарт со

своей собственной крошечной скрипкой, полученной им в подарок, и предложил

свои услуги. Услуги эти были от­вергнуты, так как Моцарт никогда не учился на

скрип­ке. Оскорбленный музыкант залился горючими слезами. Чтобы утешить его,

ему позволили сесть возле Шахтнера, его большого друга, и играть с ним вторую

скрипку, «но так тихо, чтобы не было слышно».

Моцарт уселся. Шахтнер, как он сам рассказывает, за­метив вскоре, что он

лишний, перестал играть, а маль­чик сыграл с листа все шесть трио. Тот же

Шахтнер рас­сказывает, что у него была скрипка, которую Моцарт очень любил за

ее мягкий, нежный тон. Шахтнер часто играл на ней у Моцартов. Однажды он

пришел к ним и застал Вольфганга, занятого своей, только что получен­ной им

скрипкой. «Как поживает ваша скрипка?»:— спросил он, продолжая играть, и

затем, прислушавшись, сказал: «А знаете, ваша скрипка на полчетверти тона

ниже настроена, чем моя, если вы ее не перестроили с тех пор». Шахтнер

посмеялся, но отец, зная необыкно­венный слух своего сына, послал за

скрипкой, и по про­верке оказалось, что мальчик был прав.

Почти до десяти лет Моцарт чувствовал непреодоли­мое отвращение к звуку

трубы. Даже самый вид ее вы­зывал в нем такой страх, как будто ему показывали

дуло заряженного пистолета. Желая отучить сына от такого нервного страха,

Леопольд Моцарт попросил своего дру­га, трубача Шахтнера, затрубить изо всей

силы в при­сутствии мальчика. Но при первых же звуках ребенок смертельно

побледнел, стал опускаться на пол и, навер­но, лишился бы чувств, если бы

Шахтнер не прекратил этого испытания. С этих пор отец не пытался больше

приучать сына к звукам трубы, и со временем его отвра­щение к этому

инструменту прошло само собой.

Ученье у маленького Моцарта шло очень успешно: всякому занятию, за которое он

принимался, Моцарт предавался всей душой. Особенно нравилась ему мате­матика;

он испещрял мелом стены, скамьи, пол и мог ре­шать в уме очень сложные

математические задачи. Во время его музыкальных упражнений никто не смел

по­дойти к нему с шуткой или даже просто заговорить с ним. Когда он сидел за

фортепиано, лицо его делалось таким серьезным и сосредоточенным, что, глядя

на этот преждевременно развившийся талант, многие опасались за его

долговечность. В шесть лет он был настолько за­конченным артистом, что отец

решился предпринять путешествие, чтобы показать и за границей искусство своих

талантливых детей. Они отправились всей семьей, и сначала попытали счастье в

Мюнхене, а затем, поощ­ренные необыкновенным успехом, в 1762 году

отправи­лись в Вену. По дороге им пришлось остановиться в Нассау, где их

пожелал слышать местный епископ, который за пять проведенных там дней, вместе

с игрой, наградил их одним дукатом (3 руб.). Проезжая мимо одного мо­настыря,

они зашли в него помолиться. Моцарт тем вре­менем пробрался к органу и

заиграл. Монахи, сидевшие с гостями за трапезой, услыхав чудные звуки,

побросали еду и гостей и в немом восторге столпились вокруг ма­ленького

виртуоза. На границе гениальный ребенок так очаровал таможенных чиновников

своей игрой и своей детской прелестью, что их пропустили без осмотра. В Вене

их встретили как желанных знакомых гостей, так как слава о необыкновенных

детях дошла туда раньше их. Можно сказать, что Вена положила начало их

триум­фальному шествию по Европе. Тотчас по приезде они получили приглашение

ко двору в простой, а не прием­ный день, чтобы можно было лучше ознакомиться

с деть­ми. Император Иосиф был большой любитель музыки и отнесся к ребенку с

живым интересом. Он подверг всестороннему испытанию талант и искусство

мальчи­ка, заставлял играть одним пальцем трудные пассажи, велел закрыть

клавиши салфеткой, но Моцарт и поверх салфетки сыграл так же безукоризненно,

как без нее, так что в конце концов император прозвал его «маленьким

колдуном». Но в этом маленьком колдуне скрывалось высокомерие великого

артиста; он не любил играть пе­ред людьми, не понимающими музыки; если же

прось­бами или обманом удавалось его уговорить, то он играл только пустые,

незначительные вещи. И при дворе он остался верен себе: не соглашался играть

ничего серьез­ного, пока наконец не позвали Вагензейля, одного из луч­ших

композиторов и музыкантов того времени. «Теперь я сыграю вам концерт,— сказал

он ему,— а вы мне пере­вертывайте страницы». С августейшими дамами Моцарт

обошелся очень любезно: к императрице он забрался на колени и осыпал ее

поцелуями; принцессе Марии-Антуа­нетте, тогда его ровеснице, он обещал руку и

сердце в благодарность за то, что она подняла его, когда он упал на гладком

паркете. Двор отнесся к маленьким артистам чрезвычайно ласково; примеру его

последовали все бо­гатые, знатные жители Вены, и на Моцартов вместе с

приглашениями посыпались деньги. Леопольд Моцарт остался доволен не только

материальным и музыкаль­ным успехом своих детей, но вообще приемом и

поче­том, с которым их везде встречали, а главное тем, что семейство его

вращалось в таком изысканном, высоком обществе.

Скарлатина, которою заболели оба ребенка, положи­ла конец чествованию

маленьких артистов. По выздоров­лении их все семейство Моцартов отправилось в

даль­нейший путь. Останавливаясь по дороге во всех более или менее

значительных городах и возбуждая всюду вос­торг и удивление, они наконец

прибыли в Париж в 1763 году, снабженные многочисленными рекомендатель­ными

письмами. Их соотечественник барон Гримм, уже давно пересе­лившийся во

Францию и бывший в то время секретарем герцога Орлеанского, сумел

заинтересовать детьми королевскую семью, и их пригласили в Версаль.

В Париже, как и в Вене, Моцарт выступал много раз публично как пианист,

скрипач и органист, и своей игрой на всех трех инструментах воз­буждал

всеобщий восторг и изумление. Гримм пишет про него, что однажды ему пришлось

аккомпанировать од­ной певице, не зная арии и не имея нот: вслушиваясь в

мелодию, он угадывал последующие аккорды. Затем ария была повторена несколько

раз, и каждый раз маль­чик менял аккомпанемент. В то время Париж не

отли­чался музыкальностью, даже не любил музыки, но па­рижане носились с

чудесными детьми как с модной и любопытной новинкой, осыпая их подарками и

хвалеб­ными стихами. Из Парижа все семейство направилось в Лондон. Король

английский Георг III и супруга его Со­фия-Шарлотта, большие любители и

знатоки музыки, оказали маленьким артистам такой прием, который пре­взошел

всякие ожидания. Сам король так полюбил Мо­царта, что, встречаясь с ним на

улице, высовывался из экипажа и посылал своему любимцу воздушные поце­луи. В

Лондоне Моцарт познакомился с одним пев­цом итальянской оперы, Манцуоли,

который, из симпа­тии к даровитому ребенку, научил его петь, и Моцарт своим

тоненьким детским голоском распевал трудней­шие арии с искусством, которому

мог бы позавидовать иной певец. Его очень полюбил проживающий в Лондо­не сын

Себастьяна Баха — Христиан. Часто сажал он его к себе на колени и вперемежку

с маленьким виртуозом исполнял всевозможные пьесы: он играл несколько

так­тов, затем Моцарт продолжал, и так искусно, что можно было подумать, что

играет один и тот же человек.

В Лондоне Моцарты дали много блестящих по успе­ху и сбору концертов, но их

музыкальные триумфы были прерваны опасной болезнью отца: ему предписан был

отдых, и музыку на время пришлось отложить. Тогда маленький композитор,

воспользовавшись свобо­дой, стал писать свои первые симфонии для оркестра. По

выздоровлении отца они пробыли еще некоторое время в Англии, затем посетили

Голландию, где им менее посчастливилось: сначала Наннерль, а за нею Вольфганг

опасно заболели, и родители не чаяли уже видеть их здоровыми. К счастью, дети

оправились, но Моцарту долго пришлось лежать в постели. Однако неутомимый

композитор не мог оставаться долго в без­действии; он потребовал, чтобы ему

положили на ко­лени доску, и больной, слабыми, дрожавшими ручон­ками

продолжал писать свои симфонии. Давши не­сколько концертов в Голландии,

Моцарты заехали еще раз в Париж, откуда вернулись в Зальцбург, пробыв в

отсутствии около трех лет.

Моцарты вернулись на родину не только с европей­ской славой, но также с

деньгами и с таким количеством подарков, что могли бы открыть лавочку. Все

жители Зальцбурга считали долгом сделать им визит и взглянуть как на

диковинку на своих прославившихся сограждан. Слава Моцарта дошла до

Зальцбургского ар­хиепископа; чтобы проверить ее основательность, он ве­лел

запереть ребенка в своем замке на неделю, в про­должение которой мальчик

должен был написать орато­рию. Он исполнил эту задачу. В партитуре, богато

укра­шенной кляксами и детскими каракулями, рукой отца написано по-латыни:

«Оратория Вольфганга Моцарта, сочиненная в марте 1766 года, 10 лет». После

того Вольф­ганг получил место скрипача при Зальцбургской капел­ле с

жалованьем 12 флоринов 30 крейцеров в год.

Год, проведенный в Зальцбурге, был посвящен всесто­роннему систематическому

музыкальному образованию Вольфганга. Он между прочим занимался скрипкой, хотя

и не так усердно, как фортепиано, но по словам своего строгого критика —

отца,— мог бы быть лучшим скрипа­чом своего времени, если бы захотел. Однако

этот про­славленный и серьезный музыкант очень часто прерывал свои занятия,

чтобы поиграть с любимой кошкой или про­галопировать по комнатам верхом на

отцовской палке.

ВТОРОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ: ВЕНА И ИТАЛИЯ.

Предполагавшиеся празднования по случаю бракосо­четания принцессы Иозефы с

королем неаполитанским привлекли Моцартов через год снова в Вену (1767).

На этот раз Вена и венцы встретили своих гостей ме­нее радушно: в городе

свирепствовала оспа, жертвой ко­торой пала сама принцесса Иозефа. Праздники

замени­ли трауром. Невозможно было ни попасть ко двору, ни давать концерты.

В довершение несчастия оба ребенка схватили ту же ужасную болезнь, и Моцарт

был так сильно болен, что девять дней пролежал слепой. Им ничего не

оставалось, как вернуться в Зальцбург. Но через год они снова отправились в

Вену. Как только Мария-Терезия узнала об их приезде, она призвала их к себе и

с большим участи­ем расспрашивала об их жизни. Император Иосиф пред­ложил

Моцарту написать оперу и выразил желание ви­деть его самого во главе

оркестра. Моцарт никогда не отказывался от работы. Как только ему доставили

пер­вые страницы текста, он тотчас же принялся за музыку и вскоре ее окончил.

Несмотря на юный возраст автора опера была написана смелой, опытной рукой и

отлича­лась благородством и оригинальностью мелодий. Тем не менее она не была

поставлена: против нее ополчился весь лагерь старых, завистливых музыкантов:

лавры мальчи­ка не давали им спать, и они не могли примириться с

необходимостью играть под управлением двенадцатилет­него капельмейстера; они

стали распространять дурные, ложные слухи не только об опере, но и о

сочинениях Моцарта, говорили, что оперу написал отец, отца и сына называли

спекулянтами, шарлатанами... Их злые языки работали так успешно, что

испуганный антрепренер Аффлиджио отказался поставить оперу. Леопольд Мо­царт

вел деятельную борьбу против этой интриги, но ни его энергия, ни желание

императора видеть эту оперу не помогло: к несчастью антрепренер имел по

контрак­ту исключительное право выбирать пьесы для своего ре­пертуара, и

первая опера Моцарта «La finta simplice» («Притворная простушка») не была им

принята. Огор­ченные первой неудачей Моцарты вернулись в Зальцбург, но в

предприимчивой голове Леопольда уже созрел план путешествия в Италию.

В это время Италия представляла собой главный му­зыкальный центр; она была

наполнена музыкальными школами, консерваториями и давала послед­нюю оценку

артистам: каждый серьезный музыкант счи­тал своим долгом побывать в ней и

услышать ее приго­вор, без чего он считался не вполне законченным. По­этому

туда стекались артисты со всех концов света; одни—за славой, другие—за

падением. И Леопольд Моцарт считал нужным показать Италии своего гениаль­ного

сына. Целый год был посвящен изучению итальян­ского языка, и как только все

приготовления к путешест­вию были окончены, отец поспешил увезти Вольфганга в

Италию. Путешествие предпринято было зимой, в декабре 1769 года, и

совершилось благополучно, хотя у Моцарта потрескались руки, а лицо обветрило,

как у любого солдата. Но горячий прием вскоре отогрел ма­ленького замерзшего

музыканта: Италия встретила его не как ученика, а как знаменитого артиста.

Филармоническая академия в Болонье избрала Мо­царта своим членом. Чтобы

получить это почетное звание, он должен был решить труднейшую

контрапунк­тическую задачу. То, над чем другие долго трудились, и часто без

успеха, Моцарту было так же легко, «как съесть кусок хлеба». Его заперли в

отдельную комнату, но через полчаса он стал стучать в дверь. Думая, что

мальчик шалит, не хотели отворить дверь, но он про­должал стучать, и его

пришлось выпустить: оказалось, что Моцарт окончил свою задачу. Его

приветствовали громом рукоплесканий. Про его необыкновенную память

рассказывают следующее: во время страстной недели в Ватиканской церкви

исполнялись Miserere, которые за­прещалось переписывать и продавать под

страхом отлу­чения. Самое знаменитое было Miserere Аллегри, и Мо­царт,

прослушавши его раз в церкви, написал его дома на память. Весть об этом

необыкновенном событии до­стигла самого папы, но вместо отлучения этот

просту­пок доставил Моцарту еще большую славу: папа поже­лал его видеть и

пожаловал ему орден «золотой шпоры», дающий в Италии права дворянства и

свободный вход в папский дворец. Все эти почести не омрачили светлой души

Моцарта; он оставался все тем же невинным ве­селым ребенком. Только в Милане,

когда ему заказали оперу «Митридат, царь Понтийский», он на время оста­вил

свои шалости, до которых был большой охотник и, погруженный в работу, стал

задумчив, серьезен и писал с таким усердием, что у него заболели пальцы. Отец

вся­чески старался развлечь его, не давать ему уставать; по его просьбе мать

и сестра писали Моцарту веселые пись­ма, но он в ответах просил об

одном—молиться за успех его оперы. Постановка оперы обошлась не без интриг:

многие, завидовавшие Моцарту, старались по­дорвать доверие к произведению

юного автора, но все злые языки смолкли при первой же репетиции; опера под

личным управлением Моцарта прошла с необыкновен­ным блеском, и успех ее

возрастал с каждым представ­лением.

Через год по возвращении в Зальцбург Моцарту по­ручено было от имени Марии-

Терезии сочинить ор­кестровую серенаду с пением и хорами по случаю

брако­сочетания эрцгерцога Фердинанда с принцессой Моденской. Серенада

мальчика совершенно затмила собой оперу другого композитора — Гассе,

написанную к тому же торжеству. Эрцгерцог и эрц­герцогиня из ложи

рукоплескали молодому автору и кри­чали: «Bravissimo maestrino!» В

продолжение празднеств серенада была повторена несколько раз. Моцарт, кроме

денег, получил золотые часы, осыпанные бриллиантами и украшенные портретом

Марии-Терезии. Пребывание в Италии не много дало денег Моцартам, но они

при­обрели симпатии итальянской публики, дружбу многих выдающихся людей и

музыкантов, а главное—наш юный герой вернулся в Зальцбург, увенчанный

итальян­скими лаврами — в то время самыми драгоценными.

Последующие затем годы не представляют особого интереса в жизни Вольфганга.

Время в Зальцбурге по­текло в строго определенном порядке, среди серьезных

разнообразных занятий: Моцарт давал уроки, играл в капелле, упражнялся на

органе, скрипке и фортепиано. Из ребенка Моцарт превратился в юно­шу. Моцарт

сохранил свою любовь к шалостям и проказам. Зальцбург с его причудливыми,

фантастическими постройками, расположенный среди живописной, рос­кошной

природы, служил благоприятной обстановкой для младенческих лет Моцарта:

красота местности отра­зилась на гармоническом строе его души, и он на всю

жизнь сохранил страстную любовь к природе. Лучше все­го сочинял он на

открытом воздухе, среди зелени. Но Моцарт давно уже вышел из детского

возраста; гений его, выросший вместе с ним, жаждавший проявиться во всей

своей силе, не находил себе ни простора, ни пищи в Зальцбурге. Маленький

провинциальный городок, ли­шенный театра и других духовных интересов, не мог

Страницы: 1, 2, 3, 4