Функциональные разновидности юридической речи

гнилую почву. Каким-то чудом оно дало — и зачем дало? — . росток, но к

этому ростку не было приложено забот и любви: его вскормили и взлелеяли

ветры буйные, суровые вьюги и беспорядочные смены стихий». Потерпевшего

Максименко в речи Ф. Н. Плевако характеризуют такие метафоры: Он пал и

уронил, но он умел встать и поднять свою жертву.

«Не следует скупиться на метафоры, — советовал П. С. Пороховщиков, — но

надо употреблять или настолько привычные для всех, что они уже стали

незаметными, как, например: рассудок говорит, закон требует, под давлением

нужды, строгость наказания и т.п., или новые, своеобразные, неожиданные-

Удачная метафора вызывает восторг у слушателей». Посмотрите, как талантливо

В. И. Жуковский использовал «сухую» метафору, и она ;

дала объективную оценку действиям подсудимой, обвиняемой в подлоге векселей

на крупную сумму: адвокат «живописал» клиентку «среди майского аромата и

весенних фиалок». «Фиалки?.. фиалки?.. — с своеобразною своею «комичною»

манерой произнес несколько раз Владимир Иванович, как бы что-то нюхая в .

воздухе. — Да, милостивые государи, тут действительно пахнет.»

Только не фиалками, тут- подлогом пахнет». Однако надо помнить, что даже

образные метафоры от частого употребления превращаются в речевые штампы.

2.12 Сочетаемость многозначных слов

Многозначное слово может иметь различную лексическую сочетаемость в

зависимости от его значения. Так, погашенная в значении «прекратившая

свечение» сочетается со словами лампа, лампочка, свеча, звезда, искра,

лампада (а также погашенный свет, костер и т. д.), это же слово в значении

«потерявший силу» сочетается со словами судимость, облигация, марка (а

также погашенный долг, заем}.

Подписка обозначает «взнос денег на право получения чего-либо» и сочетается

со словоформами газеты, на журналы, на книги и др., если же обозначает

«письменное обязательство», то сочетается с падежной формой о невыезде.

Слово меры как «средство для осуществления чего-либо» сочетается с

падежными формами, наказания, взыскания, воздействия, поощрения; по

улучшению, по предотвращению, по уничтожению, по наведению порядка; против

нарушения..; с глаголами применять, принимать, изыскивать, одобрять. Кроме

того, слово мера входит в составные юридические термины мера воздействия,

мера пресечения, мера наказания, имеющие ограниченную сочетаемость:

применить меры воздействия, избрать меру пресечения {меру пресечения

оставить прежней), определить меру наказания (применить, назначить), в

результате принятых мер.

Незнание сочетаемости ведет к речевым ошибкам. Так, слово приговор в

именительном падеже сочетается с прилагательными строгий, справедливый,

оправдательный; в родительном падеже сочетается с существительными текст,

вынесение, обжалование, справедливость; в винительном падеже сочетается с

глаголами вынести, постановить, провозгласить, обжаловать.

2. 13 Ошибки, связанные с употреблением многозначных слов

Смысловая точность — одно из главных условий, обеспечивающих практическую

ценность процессуальных актов. Например многозначное слово объяснение в

процессуальных актах, как правило, уточняется определением алкогольное.

Однако случается что, излагая действия обвиняемого или подсудимого,

следователь или судья не учитывает многозначности слов, что создает комизм:

Лашуков с не установленным лицом, совершил ограбление

г-на Юшко (варианты правки: Лашуков и неустановленно лицо или Лашуков

совместно с неустановленным лицом). В при-1 мере По дороге мы растерялись.

Я вышла на Сурикова, а они м | вышли и поехали дальше многозначное слово

растерялись вносит в текст двусмысленность (надо: потеряли друг друга). В

предложении Принятыми мерами преступник был задержан в результате пропуска

слова нарушена сочетаемость многозначного слова меры. Исправим: В

результате принятых мер...

Нежелательно повторение многозначных слов, так как они создают многословие,

путаницу, неуместный комизм: Потерпевшая Рюмина показала, что различные

прохожие лица закрывали своими головами лица виновных лиц, а потому она

почти ничего разглядеть не могла (следует убрать первое слово лица и форму

лип).

2.14 Омонимы

От многозначных слов следует отличать о м о н и мы, которые внешне

напоминают многозначные слова по произношению и написанию, но не имеют

ничего общего в значении. Ср.: следствие — «то, что следует из чего-либо,

вывод или результат» и следствие — «собирание и проверка доказательств по

уголовному делу».

Пост— «место, пункт, откуда можно наблюдать за чем-либо» и пост —

«предписываемое церковными правилами воздержание от мясной и молочной

пищи». Значит, омонимы — это слова, одинаково звучащие, но совершенно

разные по смыслу. Омонимы могут быть полными, если выражены одной частью

речи и совпадают между собой во всех грамматических формах, напр.: привод—

«принудительное доставление кого-либо в органы расследования» и привод —

«устройство для приведения в действие какого-либо механизма». Оба омонима —

имена существительные мужского рода, изменяются по числам, склоняются.

Если же слова совпадают в некоторых формах, то это неполные омонимы. Среди

них различаются омоформы и омофоны.

Омоформы выражаются чаще всего разными частями речи и совпадают в звучании

лишь в отдельных формах: простой — «несложный, нетрудный» (имя

прилагательное) и простой— «непредвиденная остановка в работе» (имя

существительное). Попугай — «тропическая лесная птица» и попугаи— «немного

попугать» (глагол повелительного наклонения). Омофоны — это фонетические

омонимы, которые произносятся одинаково, но пишутся по-разному: изморозь —

«похожий на иней снегообразный осадок» и изморось — «очень мелкий дождь».

Гриб — «низшее растение, размножающееся спорами» и грипп — «острое вирусное

заболевание». Код — «система условных знаков» и кот — «домашнее животное».

Особо стоят омографы — слова, одинаково изображаемые на письме, но разные

по значению и произношению (различаются местом ударения): проволочка—

проволочка, рожки — рожки, мою — мою, атлас — атлас и многие другие.

С чем связано появление омонимов в языке? В первую очередь — с результатом

расщепления многозначных слов, с образованием новых слов на базе уже

существующих: городище — «место древнего поселения» и городище —-«большой

город». От слова завод (крупное промышленное предприятие) образовался

омоним завод — «приспособление в механизме для приведения его в действие».

И второй основной причиной появления омонимов являются заимствования из

других языков: русское клуб (большой клубок) и английское club — клуб—

«общественная организация, объединяющая людей». Латинское nota — нота —

«условный графический знак музыкального звука» и латинское же nota —

«официальное дипломатическое письменное обращение правительства одного

государства к другому». Персидское sah mat (шах умер) — мат— «проигрышное

положение в шахматной игре» и английское mat — мат — «плетеная подстилка из

какого-либо грубого материала». Французское motif — мотив — «побудительная

причина, основание к какому-либо поступку» и французское же motif — «напев,

мелодия». Кроме сказанного, омонимы возникают в результате образования

большого количества аббревиатур: КГУ— Красноярский (Казанский)

госуниверситет; КП— «командный пункт», «консультационный пункт»,

«контрольный пункт» и др.

В толковых словарях омонимы представлены разными словарными статьями каждый

из омонимов может оказаться многозначным словом.

3. Чем отличается судебная речь от юридической.

3.1 Искусство речи на суде.

Четыре вопроса возникают обыкновенно пред каждым из таких лиц: что такое

искусство речи на суде? какими "свойствами надо обладать, чтобы стать

судебным оратором? какими средствами и способами может располагать

последний? в чем должно состоять содержание речи и ее подготовка? Судебная

речь, по его мнению, есть продукт творчества, такой же его продукт, как

всякое литературное или поэтическое произведение. В основе последних лежит

всегда действительность, преломившаяся, так сказать, в призме творческого

воображения. Но такая же действительность лежит и в основе судебной речи,

действительность по большей части грубая, резкая. Разница между юридической

и судебного оратора состоит главным образом в том, что они смотрят на

действительность с разных точек зрения и сообразно этому черпают из нее

соответствующие краски, положения и впечатления, перерабатывая их затем в

доводы обвинения или защиты или в рамки закона образы. «Молодая

помещица,—говорит оратор,—дала пощечину слишком смелому поклоннику. Для

сухих законников это—статья Устава о наказаниях,—преследование в частном

порядке,—три месяца ареста; мысль быстро пробежала по привычному пути

юридической оценки и остановилась.. Ночью на улице ограбили прохожего,

сорвали с него шубу... Опять все просто, грубо, бессодержательно: грабеж с

насилием,—арестантские отделения или каторга до шести лет.

Человек образованный и впечатлительный не мог бы найти основы для

художественной речи. Исходная точность искусства заключается в умении

уловить частное, отметить то, что выделяет известный предмет из ряда

подобных. Для внимательного и чуткого человека Каждом незначительном деле

найдется несколько тихих характерных черт, в них всегда есть готовый

материал для литературной обработки, а судебная речь, по удачному выражению

оратора, «есть литература на лету». Отсюда, собственно, вытекает и ответив

второй вопрос:

что нужно для того, чтобы быть судебным оратором? Наличие прирожденного

таланта, как думают многие, вовсе не есть непременное условие, без которого

нельзя сделаться оратором. Это признано еще в старой аксиоме, говорящей,

что oratores hunt. Талант облегчает задачу оратора, но его одного мало:

нужны умственное развитие и умение владеть словом, что достигается

вдумчивым упражнением. Кроме того, другие личные свойства оратора,

несомненно, отражаются на его речи. Между ними, конечно, одно из главных

мест занимает его темперамент. Блестящая характеристика темпераментов,

сделанная Кантом, различавшим два темперамента чувств (сангвинический и

меланхолический) и два темперамента деятельности (холерический и

флегматический), нашла себе физиологическую основу в труде Фулье «О

темпераменте и характере». Она применима ко всем говорящим публично.

Разность темпераментов и вызываемых ими настроений говорящего

обнаруживается иногда даже помимо его воли в жесте, в тоне голоса, в манере

говорить и способе держать себя на суде. Типическое настроение,

свойственное тому или другому темпераменту оратора, неминуемо отражается на

его отношении к обстоятельствам, о которых он говорит, и на форме его

выводов. Трудно представить себе меланхолика и флегматика, действующими на

слушателей исполненною равнодушия, медлительной речью или безнадежной

грустью, «уныние на фронт наводящею», по образному выражению одного из

приказов императора Павла. Точно так же не может не сказываться в речи

оратора его возраст. Человек, «слово» и слова которого были проникнуты

молодой горячностью, яркостью и смелостью, с годами становится менее

впечатлительным и приобретает больший житейский опыт. Жизнь приучает его, с

одной стороны, чаще, чем в молодости, припоминать и понимать слова

Екклесиаста о «суете сует», а с другой стороны, развивает в нем гораздо

большую уверенность в себе от сознания, что ему—старому испытанному

бойцу—внимание и доверие оказываются очень часто авансом и в кредит, прежде

даже чем он начнет свою речь, состоящую нередко в бессознательном

повторении самого себя. Судебная речь должна заключать в себе нравственную

оценку преступления, соответствующую высшему мировоззрению современного

общества. Но нравственные воззрения общества не так устойчивы и

консервативны, как писаные законы. На них влияет процесс то медленной и

постепенной, то резкой и неожиданной переоценки ценностей. Поэтому оратор

имеет выбор между двумя ролями: он может быть послушным и уверенным

выразителем господствующих воззрений, солидарным с большинством общества;

он может, наоборот, выступить в качестве изобличителя распространенных

заблуждений, предрассудков, косности или слепоты общества и идти против

течения, отстаивая свои собственные новые взгляды и убеждения. В избирании

одного из этих путей, намеченных, неминуемо должны сказываться возраст

оратора и свойственные ему настроения.

Содержание судебной речи играет не меньшую роль, чем искусство в ее

построении. У каждого, кому предстоит говорить публично и особливо на суде,

возникает мысль: о чем говорить, что говорить и как говорить? На первый

вопрос отвечает простой здравый рассудок и логика вещей, определяющая

последовательность и связь между собою отдельных действий. Что говорить —

укажет та же логика, на основе точного знания предмета, о котором

приходится повествовать. Там, где придется говорить о людях, их страстях,

слабостях и свойствах,

Название ветхозаветной библейской книги, приписываемой Соломону-

житейская психология и знание свойств человеческой природы помогут

осветить внутреннюю сторону рассматриваемых отношений и побуждений. При

этом надо заметить, что психологический элемент в речи не должен выражаться

в так называемой «глубине Психологического анализа», в разворачивании

человеческой души и в копанье в ней для отыскания очень часто совершенно

произвольно предполагаемых в ней движений и побуждений. Фонарь для

освещения этих глубин уместен лишь в руках великого художника-мыслителя,

оперирующего над им же самим созданным образом. Уж если подражать, то не

Достоевскому, который буравит душу, как почву для артезианского колодца, а

удивительной наблюдательности Толстого, которую ошибочно называют

психологическим анализом. Наконец, совесть должна указать судебному

оратору, насколько нравственно пользоваться тем или другим освещением

обстоятельств дела и возможным из их сопоставления выводом. Здесь главная

роль в избрании оратором того или другого пути принадлежит сознанию им

своего долга перед обществом и перед законом, сознанию, руководящемуся

заветом Гоголя: «Со словом надо обращаться честно». Фундаментом всего

этого, конечно, должно служить знакомство с делом во всех его мельчайших

подробностях, причем трудно заранее определить, какая из этих подробностей

приобретет особую силу и значение для характеристики события, лиц,

отношений... Для приобретения этого знакомства не нужно останавливаться ни

перед каким трудом, никогда не считая его бесплодным, «Те речи которые

кажутся сказанными просто, в самом деле составляют плод широкого общего

образования, давнишних частых дум о сущности вещей долгого опыта и — кроме

всего этого — напряженной работы над каждым отдельным делом». Все эти виды

лжи могут находить себе место в судебной речи, внутренне искажая ее и

ослабляя ее силу, ибо неискренность чувствуется уже тогда, когда не стала

еще, так сказать, осязательной... Приводим ряд слов и оборотов, вошедших в

последнее время в практику судоговорения без всякого основания и оправдания

и совершенно уничтожающих чистоту слога. Таковы, например, слова—фиктивный

(мнимый), инспирировать (внушать), доминирующий, симуляция, травма,

прекарность, базировать, варьировать, таксировать (вместо наказывать),

корректив, дефект, анкета, деталь, досье (производство), адекватно,

аннулировать, ингредиент, инсценировать и т. д. Конечно, есть иностранные

выражения, которых нельзя с точностью перевести по-русски. Таковы

приводимые оратором — абсентеизм, лояльность, скомпрометировать; но у нас

употребляются термины, смысл которых легко передаваем на русском языке. В

моей судебной практике я старался заменить слово alibi, совершенно

непонятное огромному большинству присяжных, словом инобытность, вполне

соответствующим понятию alibi,— и название заключительного слова

председателя к присяжным—резюме — названием «руководящее напутствие»,

характеризующим цель и содержание речи председателя. Эта замена

французского слова resume, как мне казалось, встречена была многими

сочувствен-

но. Вообще привычка некоторых из наших ораторов избегать существующее

русское выражение и заменять его иностранным или новым обличает малую

вдумчивость в то, как следует говорить. Новое слово в сложившемся уже языке

только тогда извинительно, когда оно безусловно необходимо, понятно и

звучно. В одной не слишком длинной обвинительной речи о крайне сомнительном

истязании приемыша-девочки женщиной, взявшей ее на воспитание, судьи и

присяжные слышали, такие отрывки: «Показания свидетелей в главном, в

существенном, в основном совпадают; развернутая перед вами картина во всей

своей силе, во всем объеме, во всей полноте изображает такое обращение с

ребенком, которое нельзя не признать издевательством во всех формах, во

всех смыслах, во всех отношениях; то, что вы слыхали, это ужасно, это

трагично, это превосходит всякие пределы, это содрогает все нервы, это

поднимает волосы дыбом»... К недостаткам судебной речи оратора, в свою

очередь, относит «сорные мысли», то есть общие места, избитые (и не всегда

верно приводимые) афоризмы, рассуждения о пустяках и вообще всякую не

идущую к делу «отсебятину», как называли в журнальном мире заполнение

пустых мест в книге или газете. Он указывает, затем, на необходимость

пристойности. «По свойственному каждому из нас чувству изящного,— пишет

он,— мы бываем впечатлительны к различию приличного и неуместного в чужих

словах; было бы хорошо, если бы мы развивали эту восприимчивость и по

отношению к самим себе». Но этого, к великому сожалению тех, которые помнят

лучшие нравы в судебном ведомстве, нет. Современные молодые ораторы, по

свидетельству автора, без

стеснения говорят о свидетельницах: содержанка, любовница, проститутка,

забывая, что произнесение этих слов составляет уголовный проступок и что

свобода судебной речи не есть право безнаказанного оскорбления женщины: В

прежнее время этого не было. Жизнь постоянно показывает, как

последовательность ума уничтожается или видоизменяется под влиянием голоса

сердца. Но что же такое этот голос, как не результат испуга, умиления,

негодования или восторга перед тем или другим образом? Вот почему искусство

речи на суде заключает в себе уменье мыслить, а следовательно, и говорить

образами. Разбирая все другие риторические обороты и указывая, как небрегут

некоторыми из них наши ораторы, например вступление в речь знаменитого

Chaix-d'Est-Ange по громкому делу Ла-Ронсиера, обвинявшегося в покушении на

целомудрие девушки, отмечая в отдельной графе, рядом с текстом, постепенное

употребление защитником самых разнообразных оборотов речи.

Особенно слабо разработана психология свидетельских показаний и те условия,

которые влияют на достоверность, характер, объем и форму этих показаний..

Несомненно, что перед юристом-практиком они возникают нередко, и

необходимо, чтобы неизбежность того или другого их решения не заставала его

врасплох. Решение это не может основываться на бесстрастной букве закона;

в нем должны найти себе место и соображения уголовной политики, и

повелительный голос судебной этики, этот поп scripta, sed nata lexical.

Выставляя эти вопросы, усложняет задачу оратора, но вместе с тем

облагораживает ее.

3.2 Сравнительная речь двух юристов

Обращаясь к некоторым специальным советам, даваемым автором адвокатам и

прокурорам, приходится прежде всего заметить, что, говоря об искусстве речи

на суде, он напрасно ограничивается речами сторон. В первые годы по

введении судебной реформы в петербургском и московском судебных округах,

блестяще опровергая унылые предсказания, что для нового дела у нас не

найдется людей, выдвинулись на первый план четыре выдающихся судебных

оратора. Это были, Плевако и Урусов в Москве. Несмотря на отсутствие

предварительной технической подготовки, они проявили на собственном примере

всю даровитость славянской натуры и сразу стали в уровень с лучшими

представителями западноевропейской адвокатуры.

Они -не походили друг на друга ни внешностью, ни душевным складом, ни

характерными особенностями и свойствами своих способностей у Урусова

спокойная речь его с тонкими модуляциями. В его движениях и жестах

сквозило, прежде всего, изысканное воспитание европейски образованного

человека. Даже ирония его, иногда жестокая и беспощадная, всегда облекалась

в форму особенной вежливости. В самом разгаре судебные прений казалось, что

он снисходит к своему противнику и с некоторой брезгливость» разворачивает

и освещает по-своему скорбные или отталкивающие страницы дела.

Иным представлялся Плевако. Его движения были неровны и подчас неловки;

неладно сидел на нем адвокатский фрак, а при шепетывающий голос шел,

казалось, вразрез с его при' званием оратора. Но в голосе звучали ноты

силы к страсти, что он захватывал слушателя и покоряв его себе.

Противоположность барину Урусову, Он не «удостаивал» дела своим

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5