Структурно-семантические особенности видо-временных форм английского глагола в синхронном и диахронном аспектах

идеальная аналитическая форма, образующая в противопоставлении с

неперфектными формами категорию временной отнесенности. Однако у

историков нет единого мнения по поводу времени образования аналитической

формы перфекта и становления новой категории. Так, некоторые лингвисты

полагают, что формы перфекта в современном понимании уже полностью

сложились в древнеанглийский период. Одни датируют становление перфекта в

его современном значении XI веком, другие называют период XII-XIIIвв. Ряд

лингвистов относит окончательное структурное и семантическое формирование

перфекта к еще более поздним периодам развития английского языка.

В данной работе этот вопрос рассматривается с точки зрения различения

процессов грамматизации и парадигматизации перфектной формы а также

сопоставлений варьирования перфекта и претерита на нескольких

исторических срезах в течение всего процесса развития английского языка.

Опишем сначала процесс грамматизации перфекта и становление его

структурной модели. Поскольку для среднеанглийского периода вопрос о

согласовании причастия с дополнением отпадает, то речь может идти о двух

моментах: о выборе и десемантизации вспомогательного глагола и о порядке

расположения дополнения и причастия.

К концу XIV века, по сравнению с древнеанглийским периодом, перфектные

конструкции далеко продвинулись по пути грамматизации. Важным сдвигом

было окончательное включение в модель перфекта вспомогательного глагола

ben, которое помогло расширению лексического охвата — образованию

перфекта от непереходных глаголов. Дополнительная дистрибуция постепенно

сменяется свободным чередованием ben и haven, которое свидетельствует об

их полной десемантизации. В среднеанглийском не только have стал чаще

образовывать перфект от непереходных глаголов, но и be стал встречаться с

переходными глаголами.

Отмечены замены ben глаголом haven в более поздних рукописях одного и

того же памятника и чередование вспомогательных глаголов с одним и тем же

глаголом у Чосера. Постепенно be ограничивается глаголами движения; при

этом, как и их древнеанглийские прототипы, эти конструкции могли

обозначать состояние после завершения действия: не столько «пришел»,

сколько «находился там, придя».

Спустя три века в языке Шекспира употребление be с глаголами движения

еще является правилом, но have тоже возможно. Но, в общем, конструкции с

be так и остались как бы на периферии перфекта; сначала они были тем

средством, с помощью которого в перфект включились непереходные глаголы,

но, выполнив эту задачу, стали вновь «уходить» из перфекта.

Разнообразие текстового материала в XVII—XVIII вв. дает возможность

обнаружить некоторые различия в употреблении вспомогательных глаголов в

разных стилях: be становится принадлежностью литературного письменного

языка, более высоких стилей речи, тогда как в разговорном языке он

ограничивается глаголами come и go. Именно через сужение сферы

употребления в языковом пространстве be как вспомогательный глагол

полностью выходит из системы перфекта.

Т.А.Расторгуева в своих исследованиях развития перфектной формы в

английском языке сопоставляет употребление глагольных форм в переводах

одних и тех же предложений из Библии в разные века[8]:

| |Soplice рa se Hжlend of рam munte nyрer astah, рa fyligdon him |

|Xв. |mycle mжnic. |

| |Soplice рa se Hжlend ineode on Capharnaum, рa genealжhte hym an |

| |hunderedas eoldor, hine biddende. |

| |Forsothe when Jhesus hadde comen doun fro the hil, many |

|XIVв. |cumpanyes folewiden hym. |

| |Sothely when he hadde entride in to Capharnauv, centurion neigde|

| |to hym, preyinge hym. |

| |When Jesus was come downe from the mountain moch people followed|

|XVIв. |him. |

| |When Jesus was entered into Capernaum, there cam vnto him a |

| |certayne Centurion, besechyng him. |

В приведенных предложениях видно, что в XIV веке, в отличие от X,

переводчик предпочел перфектную форму, чтобы обозначить завершенное,

предшествующее действие, и употребил вспомогательный глагол haven. В

переводе XVI века have заменен глаголом be, казалось бы, вопреки общей

тенденции к его устранению в перфекте. Это произошло, по-видимому,

потому, что перфект с глаголом be стал принадлежностью более высокого

стиля и приобрел оттенок архаичности, торжественности.

Что касается расположения компонентов, то уже у Шекспира, даже несмотря

на требования ритма, причастие обычно занимает то место, которое ему

свойственно в современных формах перфекта:

I am glad, I have found this napkin. (Sh. Oth. Ill, 3)

Thus have I, Wall, my part discharged so. (Sh. M.D., V, 1)

По мнению Т.А.Расторгуевой, десемантизация глагола, изоляция от сходных

образований, возросший лексический охват перфектных конструкций в

среднеанглийский период доказывают что уже к концу XIV века грамматизация

конструции have / be с причастием прошедшего времени полностью

завершилось. Но завершение грамматизации не означает парадигматизации

данной перфектной формы.

Вхождение перфекта в парадигму и образование новой глагольной категории

— временной отнесенности — произошло не ранее эпохи Шекспира. Для

парадигматизации важны, по крайней мере, еще два признака: более широкий

грамматический охват и, главное, приобретение своего специфического

семантического инварианта, основного значения, которое стало бы его

категориальным дифференциальным признаком. Грамматический охват формы

расширяется в течение всего среднеанглийского периода. Модель have +

причастие прошедшего времени проникает во все участки развивающейся

глагольной системы: зарегистрирован перфект в страдательном залоге, в

длительном виде, в формах инфинитива, входящих в разные сочетания с

модальными глаголами, в формах сослагательного наклонения.

Что касается семантики новой аналитической формы, то в среднеанглийском

она остается в основном такой же, как и в древнеанглийском; сдвиги

относительно невелики. Анализ некоторыми лингвистами произведений Чосера

показал, что «законченность» по-прежнему определяла выбор перфекта более

чем время действия и что «предшествование» ситуации в прошлом или в

настоящем присутствует далеко не всегда. Перфект настоящего времени,

наряду с перфектом прошедшего и простым прошедшим, может употребляться в

тех случаях, когда имеется явная привязанность действия к прошлому:

“And right anon she for hir conseil sente,

And they been come to knowe what she mente.” ;

когда действие входит в ряд других прошедших действий:

“He was war of me, how y stood before hym and did of myn hood,

And had ygret hym as I best koude.”;

и когда оно предшествует другому действию в прошлом:

“A certain tresor that she thider ladde, and, sooth to seyn, vitaille

greet plentee. They han hire yeven, and clothes eek she hadde…”.

С другой стороны, значения, характерные для современного перфекта,

часто передаются формой простого прошедшего — предшествование прошедшему,

непривязанность к прошлому моменту, соотнесенность с ситуацией в

настоящем:

“So vertuous a lyvere in my lyf ne saugh I never as she, ne herde of

mo,

Of wordly wommen, mayde, ne of wyf. “

Но одновременно у перфектных и неперфектных форм намечается

размежевание значений. При анализе произведений того же Чосера были

выявлены случаи употребления, подобные современным: перфект настоящего

времени обозначает действие, совершенное до настоящего момента и

соотнесенное с ним — это новые варианты его значения:

"Now, goode syre," quod I thoo, "Ye han wel told me herebefore, Hyt ys

no nede to reherse it more".

Либо выражение перфектом прошедшего времени действия, предшествующего

другому действию или ситуации в прошлом:

“For he was late y come from his viage, And wente for to doon his

pilgrimage”.

Историки отмечают тот факт, что многие древнеанглийские средства

обозначения завершенности и предшествования к этому времени перестали

существовать: вышли из употребления многие лексические единицы с этим

значением и распалась древнеанглийская система глагольной префиксации.

Возможно, что их утрата повысила роль перфекта как более универсального и

грамматизованного средства выражения законченности действия и

способствовала его распространению. В литературе отмечается обилие

перфектных форм в северных диалектах, где разрушение префиксации шло

ускоренными темпами под влиянием смешения со скандинавскими говорами. Это

может свидетельствовать об определенной связи этих явлений — о возможной

компенсации утрат одного уровня средствами другого, но связь эту нельзя

преувеличивать. Известно, что одновременно — опять-таки, возможно, под

скандинавским влиянием — в этих же диалектах, а затем и по всей Англии

возникают новые составные глаголы, которые значительно точнее, чем

перфектные формы, заменили префиксацию не столько как средство передачи

видового значения, сколько как словообразовательное средство.

Можно заметить, что в среднеанглийский период перфектным формам, с

одной стороны, было свойственно полусвободное варьирование с

неперфектными формами, подобное имевшемуся в древнеанглийском, с другой —

у них появилось собственное, специфическое назначение — выражать

предшествующее действие, соотнесенное с последующей ситуацией и не

прикрепленное к какой-либо временной точке в прошлом. По-видимому, в

среднеанглийском между рядами перфектных и неперфектных форм существовали

два варианта отношений: одна оппозиция проходила по категории времени,

причем в сфере прошедшего, как и раньше, было несколько синонимических

форм — претерит, перфект прошедшего и настоящего времени — с разными

дополнительными семами: законченность, предшествование, соотнесенность с

последующей ситуацией, действие в ряду последовательных прошлых действий,

постоянный признак и т.д. Новая катеориальная оппозиция, представленная

пока еще вариантами значений и сосуществующая с оппозицией по времени -

это оппозиция по временной отнесенности. В XIV в. эти два варианта

глагольной системы сосуществуют, что и проявляется в семантическом

варьировании форм, с преобладанием первого варианта. В XVI-XVII вв. в

произведениях В. Шекспира и его современников употребление перфектных

форм заметно изменилось. Из двух вариантов системы оппозиций господствует

второй.

Списки значений, приписываемые перфекту настоящего времени в

ранненовоанглийском с глаголами разной семантики, в общем соответствуют

современным. Перфект прошедшего времени — значительно более редкая форма

у Шекспира — тоже может передавать свойственные ему сейчас значения:

“The day had broke before we parted.”

Большая — по сравнению с современным — свобода варьирования перфектных

и неперфектных форм во времена Шекспира и даже их некоторая

взаимозаменимость отражает характерные черты формирующегося литературного

языка того времени и специфику языковой ситуации. Общеизвестно, что

литературный язык эпохи Шекспира отличался широким диапазоном

варьирования на всех лингвистических уровнях, включая грамматический.

Таким образом, можно считать, что аналитическая форма перфекта

сложилась к XIV веку, то есть завершилась ее грамматизация, а что новая

глагольная категория, которая возникла в процессе парадигматизации

перфекта, сформировалась во времена Шекспира. Нормы употребления этих

форм стали более строгими в XVII-XVIII вв. когда улучшение и исправление

языка стало заботой многих филологов и грамматистов.

Развитие длительных форм.

Английские длительные формы — как явление уникальное в грамматическом

строе германских языков — давно привлекают к себе внимание англистов и

германистов. В современном английском языке изучалось содержание

длительных форм, их функции и назначение в языке, их стилистические

потенции. Не менее интересна и история длительных форм; их происхождение

и источники их значения дали богатую пищу для различных гипотез.

Оформление и содержание длительных конструкций в древнеанглийском языке

уже было описано в предыдущей главе. Ввиду того что число примеров,

найденных в раннесреднеанглийских текстах, очень невелико — значительно

меньше, чем в древнеанглийских, — сложилось мнение, что развитие

причастной конструкции приостановилось или даже полностью прекратилось.

Такой взгляд хорошо согласуется с идеей о чужеродности этой конструкции и

ее заимствованном характере. В качестве иноязычных источников

предполагались: латинские обороты с причастием, калькированные в

древнеанглийских переводах [Ф.Моссе;Т.Ф.Мустанойя], влияние французских

синтаксических конструкций в среднеанглийский период [Э.Айненкель] и

кельтское влияние на северный и шотландский диалекты [И.Даль]. По мнению

И.П.Ивановой все эти предположения весьма сомнительны. Заимствованный

характер конструкции опровергается тем, что как в древнеанглийском., так

и в среднеанглийском она встречается не только в переводах, но и в

оригинальных произведениях; что касается кельтского влияния, то многие

лингвисты ставят под сомнение саму возможность проявления его в такой

узкой, специфической области при полном отсутствии какого бы то ни было

влияния в других, более восприимчивых частях языка.

По сведениям многих исследований [Ф.Моссе; Т.Мустанойя; И.Шеффер]

сочетания beon с причастием настоящего времени были достаточно частым

явлением в древнеанглийском и никогда полностью не выходили из

употребления в среднеанглийский период, о чем свидетельствуют примеры

конструкций с причастием настоящего времени часто встречающиеся в

среднеанглийских текстах северных регионов Англии. Распространение данной

конструкции по всей территории датируется XV-XVIвв. На этом этапе многие

историки связывают ее распространение с внутренними условиями: влиянием

среднеанглийского герундиального оборота с предлогом on. Влияние это

усугублялось тем, что суффиксы причастия и герундия в среднеанглийском

совпали в едином -ing, и таким образом эти формы сблизились.

Дискуссия по поводу роли именного оборота в развитии длительного вида в

английском языке, завязавшаяся еще в начале века продолжается до сих пор.

Одни лингвисты прямо возводят длительную форму к древнеанглийской

конструкции, другие, памятуя ее упадок в раннесреднеанглийском, считают

единственным источником современной длительной формы среаднеанглийский

герундиальный оборот с предлогом. Компромиссом между ними было мнение,

что сохранившаяся древнеанглийская конструкция только изменила свое

значение под влиянием герундиального оборота.

Теория, возводящая длительные формы к древнеанглийским предложным

оборотам с отглагольным существительным, якобы свойственным разговорной

речи, по мнению Т.А.Расторгуевой, страдает тем существенным недостатком,

что формы разговорной речи нам неизвестны и что в древнеанглийских

текстах подобные предложные обороты вообще не зарегистрированы. Тем не

менее, несомненно, что обе конструкции - причастная и герундиальная — в

конце концов слились, что могло укрепить положение длительных форм в

языке. Следы их контаминации обнаруживаются вплоть до XVII—XVIII вв.

Возможно, что развитие длительной конструкции в позднесреднеанглийском

связано не непосредственно с герундиальным оборотом, а со всем

формированием новой системы ing-овых форм — герундия и причастия

настоящего времени.

Такова краткая история длительной формы, суммирующая ее описание в

литературе. Подход к ее истории с точки зрения процессов грамматизации и

парадигматизации позволяет взглянуть на эту проблему под новым углом.

Грамматизация устойчивого сочетания beоn с причастием настоящего

времени началась еще в древнеанглийский период и продолжалась непрерывно,

несмотря на временные, но довольно значительные замедления и

функционально-стилевые ограничения.

Семантическая неразложимость конструкции подтверждается как

древнеанглийскими, так и среднеанглийскими примерами. Стабильность модели

возрастает с утратой глагола weorрan, с универсализацией суффикса -ing,

но затем вновь временно ослабляется из-за параллельного употребления двух

моделей.

Историки отмечают, что изоляция длительной конструкции от сходных

образований никогда не была такой полной, какой, например, она стала для

формы перфекта. Во все исторические периоды, наряду с длительной

конструкцией, употреблялись причастия глагольного характера с разными,

более или менее десемантизированными глаголами-связками. Подобно

древнеанглийским оборотам с cumеn (NE to come), в последующие века

встречаются сочетания причастия настоящего времени с глаголами положения

в пространстве и с частично десемантизированными глаголами движения.

Из других признаков грамматизации и парадигматизации очевиден рост

грамматического охвата. Несмотря на низкую частотность, уже в

среднеанглийском появляются перфектные длительные конструкции. Широко

известен пример перфектной формы у Чосера:

“We han ben waitynge al this fourtenyght”.

Позднее всего появляются длительные формы в страдательном залоге, их

возникновение тоже связывают с герундиальным оборотом. Вместо таких

пассивных по значению, но активных по форме оборотов, как новый вариант,

появляется пассив, построенный по действующей модели, но вызвавший

большие нарекания современников. Первый пример обнаружен в письмах XVIII

в.:

“A fellow whose uppermost upper grinder is being torn out by the roots

by a mutton fisted barber.”

Активная конструкция с пассивным значением продолжает употребляться и в

XIX в. и имеет своих защитников и споры продолжаются до конца XIX века.

И, несмотря на резкие протесты, новая форма пассива одерживает верх над

своим устаревающим, так и не получившим широкого распространения

синонимом - активной формой в пассивном значении.

Что касается лексического охвата, то он тоже с течением времени

расширялся, но здесь ограничения были всегда достаточно ощутимы: только

непредельные глаголы в древнеанглийском, преимущественно непредельные в

среднеанглийском, преимущественно непредельные и глаголы действия — в

настоящее время.

Из всего сказанного можно сделать вывод, что степень грамматизации

длительной конструкции остается несколько более низкой, чем степень

грамматизации перфектных форм, как в X-XVIII вв., так и в современном

английском языке. И только с этими оговорками ее можно считать

аналитической формой.

Парадигматизацию длительной конструкции датируют концом XVIII — началом

XIX вв., что вполне справедливо, поскольку только к этому времени у нее

сложилось свое, специфическое значение, и ее употребление в этом значении

стало более или менее регулярным — с разными глаголами и в разных жанрах.

Известно также, что эта наиболее поздняя по времени образования

категориальная форма до сих пор остается наименее стабильной: в течение

XIX в., а в особенности в XX в., продолжает расти частотность длительных

форм, расширяется их лексический охват, меняются сферы их употребления и

удельный вес отдельных значений.

В процессе парадигматизации длительных форм - более чем каких-либо

других — проявляется взаимодействие грамматического и стилистического

уровней языка.

Стилистические признаки длительной формы не ограничивались тем, что в

разные периоды истории она обнаруживала определенную закрепленность за

какими-то речевыми или литературными стилями и что, попадая в другую

разновидность языка, она, возможно, приобретала определенные

стилистические коннотации. Как известно, к стилистическим признакам

относятся, кроме того, и стилистические значения и потенции формы,

которые могут существовать наряду с грамматическими значениями и

сопутствовать им: повышенная выразительность, эмоциональность, выражение

формы как стилистического средства. Занимаясь семантикой и

функционированием длительных конструкций, многие лингвисты упоминали

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6