Организационный механизм разработки и осуществления государственной инновационной политики. Рекомендации по данному вопросу

и газовые турбины, применение лазеров, создание высокочастотной плазмы.

Кроме того, уровень государственных расходов на НИОКР был высоким,

население страны было высокообразованным, и существовал значительный по

размеру корпус элитных ученых и инженеров, бульшая часть которых работала

области фундаментальных исследований. В 1990 г. число научных и научно-

технических сотрудников на постсоветском пространстве превышало 2,8

миллиона человек, из которых чуть меньше двух миллионов приходилось

собственно на Россию. В том же году в России насчитывалось свыше 4600

научно-исследовательских институтов, а доля расходов на НИОКР от ВВП

составляла 2,03%, что сопоставимо с соответствующими показателями по

странам ОЭСР.5

Однако эти неоспоримые научные достижения мало способствовали всеобщему

оздоровлению экономики и даже, может быть, внесли свою лепту в

экономический застой, который начал проявляться в конце 70-х – начале 80-х

годов. Советская система НИОКР была четко рассчитана на функционирование в

рамках командной экономики, что позволяло мобилизовывать ресурсы для

укрепления национальной обороноспособности, и направлена на обеспечение

ускоренной индустриализации в условиях плановой системы. Несмотря на

повторявшиеся попытки реформирования, система науки и технологии в период

спада советской экономики не могла реагировать в плане повышения своей

гибкости и инновационной активности на требования современной

высокотехнологичной экономики.6 На сколько организационная структура,

оставшаяся в наследство России от Советского Союза, не была реформирована и

обновлена, на столько неэффективность и негибкость советской системы будет

продолжать тормозить развитие российской экономики.

Советская система науки и технологии была жесткой, в высшей степени

стратифицированной и иерархичной административной системой. Визуально ее

можно представить себе как ряд параллельных пластов, между которыми имеются

лишь несколько соединений или каналов прямой и обратной связи (если таковые

вообще имеются). Советская система науки и технологии была явно направлена

на стимулирование развития специализации и на снижение до минимума связей и

взаимодействия между различными уровнями этой системы, поскольку командные

и контрольные функции были исключительной прерогативой аппарата системы

центрального планирования. Еще более важным является то, что данная

организационная структура способствовала почти полному отделению

предложения продукции НИОКР, которая создавалась различными научно-

исследовательскими институтами за счет государственного финансирования

(осуществляемого, кстати, независимо от спроса на инновационные продукты)

от спроса на нее со стороны промышленного сектора. При этом промышленный

сектор был в значительной степени отстранен от принятия решений о поставках

инновационных продуктов, создаваемых в научно-исследовательских

институтах.7 Как отметил один из обозревателей, дискуссия о прикладных

научных исследованиях и разработках в США или Японии “велась бы вокруг

крупных компаний, таких как “Ай-Би-Эм” или “Мицубиси электрик”, и небольших

инновационных фирм, потому что в странах с рыночной экономикой бульшая

часть прикладных научных исследований и разработок (кроме оборонной

промышленности) финансируется, направляется и осуществляется компаниями. …

Однако в Советском Союзе предприятия не были наделены такими полномочиями;

традиционно они оставались пассивными наблюдателями по отношению к

проводимым научным исследованиям и разработкам. Продукция НИОКР

поставлялась предприятиям, главным образом, как бесплатный товар”.8 Не

удивительно, что внедрение инноваций было слабым звеном советской системы

научных исследований и разработок. Даже если российские ученые и

разрабатывали какой-либо инновационный продукт, то российские предприятия,

как правило, медленно внедряли у себя эту научную разработку.

Советская система научных исследований и разработок подразделялась на

четыре отдельные сектора или пласта:9

. Сектор академических институтов. Академия наук, первоначально

созданная Петром I, а также связанные с ней отраслевые академии,

которые специализировались на фундаментальных исследованиях, были

вершиной советской системы научных исследований и разработок с точки

зрения престижа, финансирования и квалификации сотрудников. В 1990 г.

на 535 институтов в составе Академии наук приходилось примерно 10%

всех исследовательских работ и две трети фундаментальных исследований,

проводимых в СССР.

. Сектор высших учебных заведений. Этот сектор главным образом отвечал

за подготовку ученых, инженеров и исследователей. За исключением

небольшого числа элитных университетов и технических вузов сектор

высших учебных заведений не рассматривался в качестве центра научных

исследований и разработок. В течение второй половины 80-х годов,

университеты и вузы получали 10% бюджетных ассигнований на НИОКР,

однако в них было занято 1/3 научно-технических специалистов и почти

50% высококвалифицированного персонала. Поскольку они получали меньшее

финансирование, но располагали бульшим количеством персонала,

университеты и вузы начали заключать контракты на исследования с

предприятиями, а также с академическими и отраслевыми научно-

исследовательскими институтами для получения дополнительных средств.

Таким образом, к началу 1992 г. 450 вузов участвовали в каких-либо

научных исследованиях и разработках. Однако с точки зрения общих

расходов на исследования на вузы приходилась лишь небольшая часть всех

расходов на НИОКР в России – приблизительно 6%. Для этих институтов

ситуация с финансированием оставалась весьма критической, поскольку

финансирование из государственного бюджета и объемы работ по

контрактам постоянно сокращались в преддверье перехода к рыночной

экономике.

. Сектор отраслевых исследований и разработок. Этот сектор занимался в

основном прикладными исследованиями и разработками. В течение

советского периода каждое отраслевое министерство создавало свои

собственные отраслевые научно-исследовательские институты, которые

обслуживали отрасль в целом, а не отдельные предприятия.10 Решения о

том, какие исследования проводить, принимались отраслевыми

министерствами, что было частью системы централизованного

планирования. Такая организационная структура способствовала

углублению специализации, которая препятствовала внедрению технологии

в различных секторах. Более того, поскольку отраслевые институты

обладали монополией на прикладные исследования в своих конкретных

областях, качество их продукции, как правило, было ниже мировых

стандартов. Тем не менее, если предприятия хотели осуществить

инновации, то им ничего не оставалось делать, как получить

инновационный продукт от соответствующего отраслевого института. Но

поскольку предприятия не были обязаны осуществлять инновации, часто

они не использовали результаты исследований и разработок,

произведенных отраслевыми институтами. Таким образом, в результате

произошел полный разрыв между предложением результатов отраслевых

исследований и спросом на них. В 1990 г. на сектор отраслевых

исследований и разработок приходилось 75% прикладных исследований, 88%

разработок и 78% всех исследований, произведенных в России в том году.

. Промышленный сектор. Институты этого сектора были привязаны к

конкретным предприятиям и, главным образом, занимались адаптацией

научных исследований и разработок, произведенных другими научно-

исследовательскими институтами, к конкретным производственным

потребностям данных предприятий. Финансирование такой работы

осуществлялось за счет самих предприятий, а не за счет средств

федерального бюджета. Хотя этот сектор научных исследований и

разработок и имел самые тесные связи с производством, он был самым

малоразвитым сектором, а на его долю приходилось лишь около 5% всех

расходов на НИОКР.

Кроме бюрократического разделения советская система научных исследований и

разработок характеризовалась и высокой степенью разделения по

географическому признаку. В советский период было создано свыше 50 закрытых

научных центров, так называемых “научных городков”. По соображениям

безопасности многие из них специально были расположены в изолированных

районах или на огороженных и охраняемых территориях, примыкающих к

настоящим городам, где проживало гражданское население. Как правило, в

таких городах имелись одно или два специализированных предприятия и

связанные с ними исследовательские институты. И опять же, все было

организовано так, чтобы практически отсутствовала связь между производимой

этими “научными городками” продукцией и потребностями промышленных

предприятий близлежащих городов в научных исследованиях и разработках.

Финансирование этих “научных городков” почти полностью осуществлялось из

государственного бюджета, а не из коммерческих источников. В конечном

итоге, их работа практически не имела коммерческой ориентации. Когда же

бюджетное финансирование стало сокращаться, многие из этих городов и их

наукоемкие градообразующие предприятия оказались нежизнеспособными.11 Тем

не менее, в этих городах до сих пор наблюдается высокая концентрация одних

из лучших научных и технологических ресурсов России.

B. Переход к рыночным отношениям и спад экономики –

перемены без перехода к рынку

Советская/российская система науки и технологии претерпела существенные

изменения после распада СССР. Но, несмотря на глубину произошедших

изменений, успешный переход к системе науки и технологии, основанной на

принципах рыночной экономики, так и не был достигнут. Эти изменения также

не привели и к созданию продуктивных партнерских отношений между наукой и

промышленностью, которые могли бы служить источником развития динамичной

инновационной экономики.

В докладе, опубликованном ОЭСР в 1994 г., приводится оценка состояния

российского сектора науки и технологии и четко предлагается сократить

“раздутую, плохо адаптированную систему, находящуюся в состоянии

стремительного ухудшения.”12 Сокращение сектора науки и технологии уже

состоялось, но не в рамках долгосрочной стратегии оживления и

восстановления ядра этого сектора, который, несмотря на свои небольшие

размеры, является динамичным, крепким и здоровым компонентом этого сектора.

Причем сокращение произошло, главным образом, само по себе, в результате

плохого финансового состояния этого сектора, а не преднамеренно. Это

сокращение было неэффективным и не спланированным заранее. Это была

политика выживания, направленная на сохранение того, что уже непригодно.

При этом те, кто обладает наилучшими навыками уходят, а те, у кого знания и

навыки послабее, остаются. В результате российская наука, которая, говоря

словами из отчета ОЭСР, была “одним из величайших созданий и ценностей

цивилизации”, быстро деградирует, причем эта деградация может достичь

такого момента, когда выживание российской науки в долгосрочном плане

окажется уже весьма сомнительным. 13

Это явление перемен без перехода к рыночным отношениям выражается как в

состоянии предложения научной продукции, так и спроса на нее в российской

экономике. Это проявляется, например, (I) в структуре расходов на развитие

науки и технологии, (II) в изменении структуры занятости в секторе науки и

технологии, (III) в изменении структуры организаций НИОКР (со стороны

предложения продукции на рынок), а также (IV) в спросе на научную продукцию

со стороны российских предприятий.

(I) Расходы на развитие науки и технологии. Доля расходов на НИОКР (все

источники финансирования) в ВВП снизились с 2,03% в 1990 г. до 0,93% в 1998

г., а затем несколько возросла до 1,06% в 1999 г. Это намного ниже

соответствующего показателя в среднем по странам ОЭСР, который составляет

2,4%. Также важно иметь в виду, что на протяжении большей части этого

периода размер ВВП постоянно снижался, поэтому в абсолютном выражении

сокращение расходов было еще более значительным. Например, в постоянных

ценах 1991 года ассигнования федерального бюджета на развитие науки и

технологии уменьшились с 25 миллионов рублей в 1991 г. до 4,56 миллионов

рублей в 1999 г., то есть почти на 80% в реальном выражении.14 В свете того

обстоятельства, что реальные расходы составили лишь часть выделенных

ассигнований, опубликованные данные по ассигнованиям могут в

действительности существенно занижать истинный размер сокращения расходов

на НИОКР.

В результате расходы на развитие науки и технологии в России в расчете на

душу населения намного ниже уровня, достигнутого в большинстве стран ОЭСР.

По данным, приведенным в правительственной программе экономических реформ,

“В 1998 году собственные расходы на НИОКР в расчете на душу населения в

России составили 61 доллар, в то время как в США – 794,40 долларов, в

Японии – 715 долларов и в Германии – 510,60 долларов. В результате к 1999

г. Россия по показателю расходов на развитие науки оказалась в группе стран

с небольшим научным потенциалом (Венгрия, Греция, Португалия, Польша)”.15

Принимая во внимание другой относительный показатель - государственные

расходы на НИОКР в расчете на одного ученого, положение России оказывается

еще более тяжелым. В 1996 г., например, общие расходы на НИОКР в расчете на

одного ученого в США составили 189.000 долларов, в Японии – 148.000

долларов, во Франции – 177.000 долларов, в Германии и в Великобритании –

приблизительно 150.000 долларов, а в Академии наук РФ, которая является

вершиной научного истэблишмента России, - 5.000 долларов.16

В то же время суммы расходов также снизились, а источники и качество

финансирования не были адаптированы к требованиям рыночной экономики. В

1999 г., например, российское правительство продолжало финансировать

расходы на НИОКР в размере 54% от общих расходов на эту сферу (тогда как в

странах ОЭСР этот показатель в среднем составил 35%), а российская

промышленность финансировала 35% от общих фактических расходов на НИОКР

(для сравнения в странах ОЭСР этот показатель в среднем составил 62%).17

Уже совсем недавно, в 2000 г., около 70% государственного финансирования

НИОКР определялось как институциональное финансирование, другими словами,

как субсидии организациям НИОКР, которые часто предоставляются на основе

подушевого финансирования с целью содержания персонала, зданий, сооружений

и оборудования. Только 22% объема государственного финансирования было

выделено на то, что само правительство определяет в качестве приоритетных

направлений, и всего лишь 8% средств было распределено на конкурсной

основе.18 Дело не только в том, что такое расходование средств было

неэффективным в том смысле, что бульшая их часть представляла собой

неадресные субсидии (что государство с трудом могло себе позволить), но и в

том, что, в сущности, оно препятствовало процессу реструктуризации. Это

стимулировало директоров институтов продолжать работать и содержать

избыточный персонал в надежде получить еще бульшие субсидии, и отвлекало

государственные ресурсы от более продуктивных направлений финансирования

науки и технологии.

(II) Трудовые ресурсы сектора науки и технологии. Эволюция трудовых

ресурсов сектора науки и технологии является еще одним четким примером

осуществления перемен без проведения существенных реформ. В соответствии с

рекомендациями ОЭСР этот сектор был сокращен, однако, вопреки тем же

рекомендациями ОЭСР, это сокращение не привело к тому, что он стал меньше,

сильнее и экономически более жизнеспособным. Например, число специалистов в

сфере НИОКР в России сократилось с 1,9 миллионов человек в 1990 г. до

872.000 в 1999 г., или на 54%. Из этого общего числа уволенных по

сокращению специалистов почти 75% продолжают работать в государственных

федеральных учреждениях и лишь 5% работают в частных предприятиях или

организациях.19

Однако, несмотря на спад, средний возраст работников сферы НИОКР

существенно увеличился, главным образом, из-за невозможности привлечь

молодых сотрудников. В настоящее время менее чем 8 процентов выпускников

школ выбирают карьеру ученого. В то же время, доля исследователей в

возрасте 50 лет и более превышает 35%, а доля ученых наиболее продуктивной

возрастной группы (от 30 до 40 лет) резко снизилась. В результате перед

сектором науки и технологии стоит угроза исчезновения, а не перехода на

уровень меньшего по размеру, но более жизнестойкого образования.

Низкая заработная плата работников сектора науки и технологии, является

ключевым фактором, который определяет указанные негативные тенденции в

сфере трудовых ресурсов. Средняя заработная плата научных сотрудников в

секторе науки и технологии в 1999 г. составляла лишь 65 долларов в месяц,

что в значительной части отражает резкое сокращение государственных

расходов на НИОКР в сочетании с неспособностью найти альтернативные,

коммерческие источники финансирования. Это нашло отражение в одном

правительственном докладе, где говорится: “Научный потенциал России,

несмотря на низкую оплату труда, остается пока высоким. По инерции

исследования продолжаются из чисто научных интересов. Однако это не может

продолжаться слишком долго. Люди, которым свойственна подобная мотивация,

стареют и вынуждены будут скоро покинуть науку. Им на смену практически

никто не приходит – молодежь не может удовлетворяться теми доходами,

которые им приносит научная деятельность.”20

Эти неблагоприятные тенденции в сфере трудовых ресурсов усилили

обеспокоенность в отношении того, что в России в настоящее время происходит

одновременно три вида “утечки мозгов”. Первый из них – это “внутренняя

утечка мозгов”, когда квалифицированные научные специалисты уходят из

сектора науки и технологии на более высокооплачиваемую работу в других

секторах российской экономики и становятся водителями такси, банкирами,

бизнесменами и т.д. Второй тип – это “внешняя утечка мозгов”, когда

квалифицированные специалисты уезжают из России для работы за рубежом в

качестве научных работников.21 И наконец, это утечка технологий в сочетании

с “техно-национализмом”. Попросту говоря, в России распространено мнение,

что западные программы по трудоустройству в гражданских отраслях российских

ученых, ранее занятых в конструировании и производстве “оружия массового

уничтожения”, есть не что иное, как плохо завуалированные попытки фирм

западных стран и их правительств получить дешевый доступ к российским

изобретениям и “ноу-хау” и выявить наиболее перспективных ученых, чтобы

склонить их к эмиграции за рубеж или чтобы они остались в России и работали

на иностранные фирмы. Так или иначе, западные фирмы получают российскую

технологию и “ноу-хау” практически задаром.

В то же время, дух “техно-национализма” усиливает обеспокоенность в

отношении того, что фонды венчурного капитала, спонсируемые Западом (TUSRIF

– Американский фонд для инвестиций в Россию, Региональные фонды венчурного

капитала ЕБРР), не стремятся финансировать отечественные проекты в сфере

высоких технологий, которые затем могут создавать конкуренцию западным

фирмам. Что касается Региональных венчурных фондов (РВФ), финансируемых

ЕБРР, в докладе Правительства РФ, представленном на конференции в

Хельсинки, говорится: “…директора РВФ крайне неохотно рассматривают high-

tech проекты, в том числе из соображений “техно-национализма”, то есть из

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8