Внутренний человек в русской языковой картине мира

p> В качестве рабочего определения межуровневой СК, учитывающего особенности объекта семантического моделирования (мир в работе используется следующее. Межуровневые СК внутреннего человека – это разнообразные образно- ассоциативные представления о психике, конвенционально (стереотипно) или окказионально (индивидуально) интерпретируемые языковым сознанием наивного носителя языка как частные случаи репрезентации (и соответствующего воплощения средствами лексики, фразеологии, грамматики, текста) абстрактных сущностей, аналогичных столь же абстрактным субстанциям – образам непосредственно (сенсорно) воспринимаемых реалий внешнего по отношению к человеку мира, таким, как пространство, субъект, объект, инструмент.

Прежде чем обратиться непосредственно к рассмотрению системы семантической категоризации разнообразных явлений психической сферы личности, определим содержание прагмастилистического аспекта категориально- семантического описания языкового образа внутреннего человека.

1.3. Прагмастилистический аспект описания языкового образа внутреннего человека

Прагмастилистика сформировалась как междисциплинарная научная область, возникшая на стыке стилистических и прагматических исследований речи.
Обнаруживая общность исторических предпосылок (назревшая в языкознании к 60- м гг. ХХ в. потребность в изучении динамического аспекта языка), устремлений и объекта исследования (речевая коммуникация как функционирование языка в процессе речевой деятельности и ее результатах – текстах), прагматика и стилистика развивались на протяжении прошлого столетия параллельно, неизменно обнаруживая точки соприкосновения и взаимодействия [Кожина 1997; Кожина 2003; Котюрова 1997; Майданова,
Соболева 1997].

Стилистика уже в силу своего предмета оказалась связанной с прагматикой. Во-первых, типовые сферы общения, обслуживаемые функциональными стилями, обусловливают их прагматическую заданность, а во- вторых, для ряда стилей (в частности, официально-делового, газетно- публицистического) прагматический компонент является определяющим в дифференциации жанров [Майданова, Соболева 1997; Рудозуб 1999]. Обе научные дисциплины изучают речь и сосредоточивают свое внимание на выборе средств для достижения цели коммуникации (в стилистике это общее назначение конкретной сферы общения, в прагматике это «сиюминутная» цель конкретного речевого действия) [Кожина 1997]. Связь стилистики и прагматики обнаруживается также и в том, что проблема выбора эффективных способов и средств языкового отображения межличностных отношений 'адресант - адресат'
(формирующее прагматическую категорию модальности) решается именно на уровне отдельных стилей и жанровых разновидностей речи [Маевский 1997;
Майданова, Соболева 1997].

В процессе своего развития стилистика и прагматика все более сближались, устремляясь навстречу друг другу: стилистика шла от изучения более общих объектов, функциональных стилей, к более частным, жанровым разновидностям последних, «образу автора», композиции текста; прагматика, наоборот, - от отдельного речевого акта к дискурсу, типологии текстов
[Кожина 1997: 6]. Таким образом, постепенно закладывались основы для образования особой научной области - прагмастилистики, основной задачей которой стало использование достижений одной науки для обогащения другой
[Там же]. В центре ее внимания оказались вопросы речевого общения и поведения (взаимоотношения партнеров по коммуникации) в различных ситуациях общения для достижения определенных целей; в связи с этим – проблемы средств и способов воздействия на адресата в разных стилевых и жанровых формах, вопросы успешности речевых актов, стилистического статуса изобразительных и выразительных средств языка, прагматические функции тропов и фигур, типы речевого реагирования на стимул и др.

Определение общих закономерностей целенаправленного, прагматически нагруженного использования средств образной семантической категоризации в условиях жанрово-стилевой дифференциации речи, сопутствующие этим наблюдениям лингвокультурологические комментарии отдельных субкатегориальных образов явлений психики составляют прагмастилистический аспект описания языкового образа внутреннего человека.

Богатство, бесконечное разнообразие образного содержания СК, обусловленные ассоциативным характером человеческого мышления, создают оптимальные условия для усиления выразительности и изобразительности высказываний, обеспечивая потребности в самовыражении (разработке оригинальных способов в передаче всевозможных нюансов психических состояний), привлечение внимание адресата и воздействие на него (его чувства, мысли, воображение). Этот прагматический потенциал СК реализуется в речи, в рамках определенных стилистико-речевых систем, подчиненных выполнению конкретных коммуникативных задач, будь то формирование у адресата необходимой эмоциональной или интеллектуальной оценочной реакции
(в художественной речи, в публицистике, разговорной речи), влияние на фонд его знаний (в научном стиле и его научно-популярной разновидности), побуждение к действию (в рекламе) и т.д. В основу настоящего исследования были положены наблюдения за функционированием СК пространства, субъекта, объекта, инструмента в текстах некоторых жанрово-стилевых разновидностей, относящихся к нескольким дискурсам: художественному (прозаические и поэтические жанры), научному (научно-популярный жанр), разговорному
(ситуативный диалог (бытовая беседа), газетному (интервью, письма читателей), рекламному (слоганы), религиозно-мифологическому (жанр популярного изложения).

Категории пространства, субъекта, объекта, инструмента, рассматриваемые в текстах и контекстах разного прагмастилистического качества, представляют собой единство стереотипных и индивидуально- авторских субкатегориальных образов-ассоциаций.

- Прежде всего обращают на себя внимание максимально идиоматичные выражения, регулярно воспроизводимые в речи: устойчивые сравнения, узуальные метафоры, фразеологизмы и пр. языковые клише, формирующие корпус косвенных номинаций явлений психики. Все они являются сферой действия языковых стереотипов, формирующих языковой образ внутреннего человека как фрагмент русской ЯКМ и представляющих собой инвариантные образы-представления, обусловленные национально- культурной спецификой знаний о действительности и регулярно воспроизводимые в речи [Красных 2002: 178, 176]. Представления об инструментальных функциях, пространственных параметрах, субъектных и объектных характеристиках, формирующих в русском языке коннотации номинаций явлений психики (высокие помыслы, всплывать в памяти, подавить чувство, зов сердца, ход мыслей, напрягать память и др.), человек автоматически усваивает в процессе овладения языком, так что в спонтанной речи они представляют собой периферийные

(неассертивные) компоненты содержания высказывания, которые

«принимаются за само собой разумеющееся» и «у говорящего не возникает соблазна их «исправить» в соответствии со своими осознанными воззрениями» [Шмелев 1997: 526]. Внутренняя форма подобных выражений оказывается стертой (исходный категориальный смысл уходит на периферию значения единицы и на осознается говорящими), так что они, как правило, не используются в качестве средств создания выразительности высказывания, служащих для организации его наглядного, образного содержания. Образность этих выражений максимально «приглушена», а потребность в использовании подобных единиц и конструкций связывают скорее с их «номинативной спецификой, нежели с реальной экспрессивностью» [Телия 1981: 320].

Значительное распространение в речи получили языковые единицы и конструкции, сохранившие в более или менее ярко выраженной форме рассматриваемые категориальные и субкатегориальные смыслы, которые обусловливают их экспрессивность, воздействие на эмоционально- интеллектуальную сферу реципиента и выступают в сознании говорящего как значимые для формирования смысла высказывания образы. Как известно, «выбор
(прогнозирование) тех или иных типов экспрессивных значений и средств их выражения зависит каждый раз от прагматической установки речи и ее функционально-стилевого воплощения» [Каражаев, Джусоева 1987: 21].

В разговорной речи, характеризующейся эмотивно-оценочной направленностью экспрессивных значений, широко используются готовые экспрессивные формы, образующие фонд средств «обыденной риторики» и не требующие от говорящих проявления лингвокреативных способностей. Это разнообразные устойчивые обороты, узуальные метафоры, сравнительные конструкции, образные отождествления, способные «обеспечить за счет образной мотивации эмотивность, то есть отображение в знаке эмоционального отношения субъекта к обозначаемому и тем – создать экспрессивный эффект»
[Телия, 1996: 82-83]. Например: глуп как пробка, чурбан (о тупом человеке), искра божья в ком (об одаренном, талантливом человеке; о чьих-либо благородных порывах чувств, высоких устремлениях), витать в облаках
(«предаваться бесплодным мечтаниям»), воткнуть нож в сердце («каузировать душевные страдания»), храбр как лев, боязлив как лань / ягненок, Совесть без зубов, а загрызает, гусиная память, бараньи мозги и др. Эти выражения, как правило, не имеют в повседневной речи художественно-изобразительной нагрузки, их образность имеет тенденцию к стиранию. Образ-мотив, формирующий их внутреннюю форму, не служит средством воссоздания наглядного, «живописного» представления о событиях во внутреннем мире человека, а играет роль «катализатора оценочной реакции» (В.Н. Телия).
Зачастую значимым становится не столько вспомогательный субъект сам по себе, сколько его принадлежность к некоторой понятийной области,
«поставляющей» свои признаки явлениям внутреннего мира человека и за которой в сознании говорящего и адресата закреплены определенные оценочные представления. Замечено, например, что использование образов предметов узко бытового назначения придает сниженный, сниженно-юмористический оттенок сообщению о психическом состоянии, качестве человека и используется как прием намеренной примитивизации духовного мира последнего [Одинцова 2002], в то время как «световые» образы лежат в основе описания положительно оцениваемых явлений психики [Григорьева 1969], использование метафоры
«верха» повышает градус оценки объекта, а «низа» понижает его [Уилрайт
1990; Пименова 1999: 203-203].

В художественной речи, помимо номинативно-характеризующей и эмотивно- оценочной функций, средства наивной семантической категоризации получают особую, художественно-изобразительную нагрузку и выполняют связанную с ней эстетическую функцию. Литературное творчество требует от художника оригинальных композиционно-стилевых решений в репрезентации внутренних состояний персонажей, создания определенного эстетически-образного эффекта.
В ходе решения этих задач автор обычно, оперируя категориальными и субкатегориальными смыслами, возбуждающими те или иные ассоциации, создает яркие, оригинальные образные выражения либо использует образный потенциал узуальных языковых единиц, актуализируя и обновляя их внутреннюю форму в результате разного рода структурно-семантических трансформаций. При этом следует заметить, что СК, получившие оригинальное индивидуально-авторское воплощение в речи, как правило, обусловлены художественным замыслом произведения, «вписаны» в его фабулу, органичны общей тональности авторского отношения к героям, духу воспроизведенного исторического времени.

Таково, например, индивидуально-авторское использование известного фразеологизма переполнить чашу терпения, сопровождающееся экспликацией его образной основы 'человек как заполненный эмоциями сосуд': Прочитав огромное количество печатных изданий я, Дарья Донцова, узнала о себе много интересного. Например, что я была замужем десять раз, что у меня искусственная нога… Так вот, дорогие мои читатели, чаша моего терпения лопнула, и я решила написать о себе сама (Д. Донцова). Оживление внутренней формы устойчивого выражения происходит в результате изменения его компонентного состава, что позволяет актуализировать в сознании читателя
«сценарий» ситуации, лежащей в основе косвенной номинации внутреннего состояния человека (сосуд переполняется веществом --> сосуд лопается под давлением вещества), и позволяет автору создать яркое по силе выразительности речевое сообщение о своей эмоциональной реакции на событие.

В научной речи прагматический потенциал СК, использующихся для непрямой, образно-ассоциативной манифестации явлений психики, также значителен. Обобщенный и абстрагированный характер научного мышления
(определяющий специфику данной формы сознания на фоне других – дотеоретической (обыденной) и внетеоретической (религиозно-мифологической, художественной) не предполагает, однако, что научная речь должна быть совершенно безобразна и неэкспрессивна. Исследования в области психологии научного творчества и языка науки показывают, что «мышление и его языковое выражение даже на самом абстрактном уровне не может быть совершенно лишено оценочности, воображения, интуиции и экспрессии» [Кудасова 1983: 24].
Современная наука не ограничивается областью искусственно сконструированных абстрактных объектов, формирующих рационально обработанный образ мира, - ей не чужды и картинно-образные облики мира, представляющие его в реально подобных формах.

Традиционно в лингвистике образность не относится к числу неотъемлемых качеств научного стиля, понимаемого как феномен языка, система-инвариант. О ней говорят применительно к научной речи, ее функционально-стилевым разновидностям (жанрам), конкретным речевым произведениям, формирующимся в особых экстралингвистических условиях и обусловленным определенными коммуникативными потребностями (акцентирование концептуально значимых положений теории, активизация мыслительной деятельности и воображения реципиента, нацеленность на пояснение, конкретизацию мысли, популяризация знаний и др.) [Кожин 1982; Кожина 1993; Котюрова 1997; Кудасова 1983;
Маевский 1987].

Речевая образность используется в научных текстах разных жанров, выполняя при этом разнообразные прагматические функции. В жанрах, связанных с описанием эксперимента, новых научных фактов, изложением гипотез и т. п., стремящихся к точности, лаконичности, недвусмысленности формулировок и ориентированных на специалистов, «выбор образного способа выражения научной мысли предопределяется прежде всего гносеологической необходимостью, и, следовательно, ведущей здесь является экспрессивно-гносеологическая функция» [Кудасова 1983: 25]. Исследования научного дискурса, в частности, показывают, что эмпирические тексты-сообщения (например, описания опытных данных), с присущей им декларативностью, описательностью, требуют меньших лингвокреативных усилий, чем теоретические тексты-фиксации, отражающие сам процесс индивидуального рассуждения, разработки отдельных проблем, поиска убедительных доказательств и др. [Котюрова 1997: 63]. Гносеологический статус образных средств в текстах второго типа заключается в том, что они выступают как форма (инструмент) активного теоретического осмысления действительности, ибо обладают креативной ценностью. Метафоры, сравнения позволяют «отобразить в языковой форме чувственно не воспринимаемые объекты и сделать наглядной невидимую картину мира… воспринимаемую за счет вербально-образных ассоциаций составляющих ее слов и выражений» [Телия
1998: 180]. Таков механизм, при помощи которого становится возможным описание теоретических объектов исследования, не представленных непосредственно в нашем опыте, создание и манифестация разного рода мыслительных конструкций.

В тех жанрах научной речи, где на первое место выходит не констатация фактов, обоснование гипотез, точное и системное освещение научных вопросов, а оценочное отношение к ним, полемическая сторона научной деятельности или просветительские, дидактические цели (например, в жанре лекции, научной рецензии, публицистической статьи, научно-популярном жанре), образность получает экспрессивно-интеллектуальную функциональную направленность. Она заключается в возбуждении мыслительной деятельности, воображения, воздействии на эмоциональную сферу реципиента с целью вызвать у него определенный интеллектуальный отклик, повлиять на фонд его знаний [Кудасова
1983; Каражаев, Джусоева 1987; Кожин 1982].

Наблюдения показывают, что использование средств наивной семантической категоризации позволяет создавать картинно-образные облики мира, в том числе внутреннего мира человека, и определяет жанрово-стилевую специфику научно-популярных текстов. Если научный текст предполагает широкие возможности проявления творческого начала главным образом в содержательном
(информационном) направлении, сочетающегося с речевой стереотипностью оформления, то научно-популярный текст характеризуется преобладанием нестандартностью речетворчества, ярким проявлением авторского начала в выборе формы для передачи научного содержания, в частности широким привлечением экспрессивных языковых средств [Маевский 1997: 73]. Языковые средства, реализующие образно-ассоциативный потенциал универсальных СК, выполняют функцию разъяснения научных положений неподготовленному читателю,
«благодаря чему создается доступность изложения (совмещающаяся с занимательностью, выразительностью, эмоциональностью описания) как одна из главных стилеобразующих черт, составляющих в сочетании с научностью изложения конструктивный принцип, лежащий в основе формирования научно- популярного стиля» [Маевский 1987: 123].

Как и в художественной речи, семантические категории, формирующие систему выразительно-изобразительных средств языка, в научно-популярном повествовании могут не только иметь «точечную» речевую реализацию (в рамках отдельного высказывания), но и охватывать текст целиком или его определенную композиционную часть [Кудасова, 1983; Кириченко 1997]. В первом случае они, как правило, представлены в виде неразвернутых метафор, единичных образных сравнений, воспринимаясь как инкрустация в научном изложении, облегчающая восприятие и усвоение отдельных понятий (см., например, описание механизмов психики человека при помощи метафор и метонимий: Амнезия – «забывание», вытеснение чего-то неприятного – изучена очень хорошо… Анестезия… гораздо менее изучена. Человек как бы «отрезает» голову от тела, от целого мира ощущений (М. Жамкочьян). Во втором случае СК формируют сложный, развивающийся образ реальности, обеспечивающий цельность, смысловое единство текста, его фрагмента. Вот один из типичных примеров актуализации, варьирования универсальных категориальных смыслов: В каждом из нас живет своя музыка. ‹…› Поэтому, прежде чем начать звучать самому. Послушайте тональность собеседника. Почувствуйте то, что его волнует. Вдумайтесь в это слово: ВОЛНУЕТ. Разглядите душевное волнение (не обязательно шторм), определяющее погоду в душевном мире вашего собеседника
(Н. Козлов). Репрезентация психологического состояния личности в контексте данных научно-практических рекомендаций осуществляется в процессе метафорического развертывания исходного образа-мотива «музыка» (трудно уловимое состояние души собеседника как воспринимаемое человеческим ухом звуковая волна, музыкальный тон), его трансформации в результате языковой игры, сопровождающейся экспликацией внутренней формы предиката волновать
(волнение души как колебание звуковых волн, мелодия --> волнение на море, шторм).

Подобные примеры показывают, как в процессе индивидуально-авторского использования сукатегориальных образов реальности, формирующих систему экспрессивно выделенных частей научно-популярного сообщения создаются
«яркие зарисовки, с помощью которых в увлекательной наглядной форме дается довольно обширная научная информация, легко воспринимающаяся и запоминающаяся читателем» [Маевский 1987: 120], «актуализируются важные элементы смысла, возбуждающие мыслительную деятельность… посредством создания эмоциогенных ситуаций» [Кириченко 1997: 61].

Помимо того, что СК используются в качестве инструмента языковой репрезентации явлений психики, выступают в качестве экспрессивной формы описания сообщений о внутренних состояниях человека, формируют эстетически и концептуально значимые образно-ассоциативные комплексы, помогающие наглядно, убедительно, выразительно представить модель «внутренней вселенной», они могут становиться элементами содержания сообщения, его смысловым центром. В этих случаях наивные представления, стоящие за тем или иным средством, способом наивной категоризации психики и формирующие ЯКМ, становятся источником современного «мифотворчества». Результат такого прагматического использования семантического потенциала пространственной семантической категории, формирующей внутреннюю форму целого ряда языковых единиц и конструкций (погрузиться в думы, глубокий человек, широта души, котелок («голова»), всплывает в памяти что и др.), на материале художественной прозы Л.Н. Толстого были описаны и прокомментированы М.П.
Одинцовой [Одинцова 2000а: 10-11]. Аналогичные наблюдения на материале древнегерманских мифов были сделаны Т.В. Топоровой, доказывающей, показавшей, что семантическая мотивировка языкового знака представляет собой компрессию содержания текста мифа, источник мифологических мотивов, определяет сюжет мифа, его образный ряд [Топорова 2000].

Итак, прагматический потенциал СК, использующихся в процессе непрямой, образно-ассоциативной языковой манифестации явлений психики, довольно широк
(от создания оценочных, квалификативно-характеризующих выражений, экспрессивного оформления сообщения до концентрации содержания текста). Его реализация осуществляется в условиях жанрово-стилевой дифференциации речи и зависит от интенций говорящего, от ряда стилеобразующих факторов (сфера социокультурной деятельности, осведомленность адресата, основная коммуникативная цель и связанные с ней частные целеустановки и др.), обусловливающих специфику того или иного типа текста.

Подводя итог вышеизложенному, следует сказать, что в качестве специальных задач прагмастилистического анализа исследуемых семантических категорий, осуществляемого в описательных частях настоящего исследования, выделены следующие:

1) прагмастилистическая характеристика речевого материала в аспекте стандартного (стереотипного) – индивидуального (окказионального) использования средств наивной (образной) семантической категоризации;

2) оценка стилистического использования тех или иных образных средств, формирующих категориальные и субкатегориальные смыслы в описываемом семантическом пространстве внутреннего человека, с одной стороны – как коннотитивных, с другой – как содержательно значимых с композиционной и идейно-эстетической точек зрения;

3) обобщение наблюдений над функционально-стилевой и речежанровой спецификой анализируемого материала в художественном, научном, разговорном, религиозно-мифологическом и некоторых других видах дискурсов.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16