Общее языкознание - учебник

Все это свидетельствует о том, что в области грамматических форм также

возможна синонимия.

Подобно словам, грамматические формы также могут быть

полисемантичными, например, форма родительного падежа множественного числа

от латинского прилагательного bona 'хорошая' bonarum обозначает

множественное число, женский роди родительный падеж, а окончание формы

tegerentur (от tego 'покрывать') — множественное число, 3-е лицо,

имперфект, сослагательное наклонение, страдательный залог [24, 55].

Если в языках образуются более или менее одинаковые по своей

внутренней сущности грамматические явления, то при более внимательном их

изучении между ними обнаруживаются различия. Это можно наблюдать, замечает

О. Есперсен, на примере такой категории, как сослагательное наклонение:

языки, имеющие для сослагательного наклонения специальную форму, вообще не

используют ее для одних и тех же целей. Поэтому, несмотря на то, что

наклонение одинаково названо сослагательным, или условным, в английском,

немецком, датском, французском и латинском языках, оно не является строго

идентичным в каждом из них. Совершенно невозможно дать такое определение

сослагательному наклонению, которое позволило бы нам решить, когда

следует употреблять в том или ином из упомянутых языков сослагательное

наклонение, а когда изъявительное [24, 50].

В мансийском языке, как и в русском, имеется страдательный залог, но

формы страдательного залога в мансийском языке употребляются значительно

чаще, чем в русском. В русском и мордовском языках множественное число имен

существительных получает определенное языковое выражение. Однако, в отличие

от русского языка, в мордовском языке в косвенных падежах неопределенного

склонения имен существительных множественное число не получает никакого

языкового выражения. Эрзя-морд. кудосто может означать и 'из дома' и 'из

домов', кудос 'в дом' и 'в домб'.

Поскольку основным условием понимания произносимой человеческой речи

является понимание ее смысла, значений составляющих слов, в языке благодаря

действию различных ассоциаций могут создаваться различные параллельные

способы выражения, например, бороться и вести борьбу; рыбачить, ловить

рыбу, заниматься рыболовством; разрушать, учинять разгром, предавать

разрушению; сжигать, уничтожать огнем, предавать огню и т. д.

Любопытный пример того, как при помощи различных комбинаций слов может

быть выражена по существу одна и та же мысль, приводит О. Есперсен:

Не moved astonishingly fast.

Он двигался удивительно быстро.

Не moved with astonishing rapidity.

Он двигался с удивительной быстротой.

His movements were astonishingly rapid.

Его движения были удивительно быстрыми.

His rapid movements astonished us.

Его быстрые движения удивляли нас.

His movements astonished us by their rapidity.

Его движения удивляли нас своей быстротой.

The rapidity of his movements was astonishing.

Быстрота его движений была удивительна.

The rapidity with which he moved astonished us.

Быстрота, с которой он двигался, удивляла нас.

Не astonished us by moving rapidly.

Он удивлял нас тем, что двигался быстро.

Не astonished us by his rapid movements.

Он удивлял нас своими быстрыми движениями.

He astonished us by the rapidity of his movements.

Он удивлял нас быстротой своих движений [24, 101].

Огромное богатство словарного состава фразеологических и

стилистических средств языка, разнообразнейшие смысловые связи каждого

слова со множеством других слов данного языка позволяют путем умелого

выбора слова и фразеологического окружения для него передавать тончайшие

оттенки понятий, тончайшие оттенки эмоциональной, стилистической,

эстетической окраски мысли [4, 224].

Мощность самой лексической системы всегда достаточна, чтобы путем

различных сочетаний и грамматических конструкций передать все доступное

человеку на данной ступени богатство знаний о мире [29, 48].

Комбинаторика позволяет выразить то, что в грамматическом строе или

словарном составе того или иного языка оказывается невыраженным. Значение

ненецкого слова мора может быть передано описательно 'весенний,

незатвердевший рог оленя', хантыйское вонсь передается как 'массовый подъем

рыбы вверх по реке', коми-зырянская глагольная форма личкыштлiс может быть

объяснена описательно как 'быстро надавил, некоторое время подержал и снова

отпустил' и т. д.

Все это свидетельствует о том, что неправомерно судить о развитии

мышления на основании анализа грамматического строя языка, поскольку

выражение мышления в языке осуществляется общей совокупностью всех —

грамматических и лексических — средств языка.

Помимо образования слов и грамматических форм, в языке происходят и

другие процессы, связанные с созданием пригодной для целей общения системы

коммуникативных средств. Часто происходит классификация слов по различным

принципам, создаются типичные для каждой группы слов суффиксы, происходит

известное упорядочивание фонемной системы в смысле создания и большей

симметричности противопоставленных фонемных пар, устанавливаются

определенные сферы употребления слов, слова приобретают различную

социальную и эстетическую окраску и т. д.

Даже после того как система коммуникативных средств языка оказывается

в основных чертах созданной, различные процессы, совершающиеся во

внутренней сфере языка, не прекращаются. Поскольку различные внутренние

тенденции языка имеют достаточно разнообразный, а иногда и противоположно

направленный характер, их действие нередко приводит к известной

дезорганизации внутренней слаженности. По этой причине в языках постоянно

возникают тенденции к улучшению системы коммуникативных средств,

стремление избавиться от излишнего балласта: параллельных форм, устаревших

слов и конструкций, менее выразительных языковых средств, омонимов,

компенсировать утраченные необходимые элементы языковой системы и т. д. В

системе каждого конкретного языка наблюдаются две основных противоположных

тенденции. С одной стороны, стихийность внутренних процессов приводит

всегда к известному нарушению внутренней гармонии, с другой стороны,

возникает противоположная тенденция к улучшению системы языковых средств и

устранению возникших диспропорций. Многие внутренние процессы,

совершающиеся в языке, являются постоянно действующими. Они целиком и

полностью зависят от функции общения и объясняются ею.

* * *

В специальной литературе нередко дискутируется вопрос, может ли язык,

подобно мышлению, отражать окружающий мир. На этот счет существуют две

противоположные точки зрения. Согласно одной точке зрения, язык не обладает

функцией отражения. Так, например, по мнению Г. В. Колшанского, язык не

является отражением действительности. Мышление и язык соотносятся с

предметами и явлениями действительности, только первое соотносится с ними

отношением отражения, второй — отношением выражения [29, 16—17].

«Сущность языка,— замечает П. И. Визгалов, — не отражательная, а

знаковая. Язык как деятельность органов речи и звуки, получающиеся в

результате ее, представляют собой не процесс отражения, а процесс

формирования и выражения отражательного процесса, каким является мышление»

[8, 5].

Противоположную точку зрения представляет Л. О. Резников, по

определению которого слово является обозначенным отражением предметов и

явлений [51, 418].

Вряд ли кто-либо будет спорить по поводу того, что мышление человека

отражает окружающую действительность. Но не совсем верно утверждение, что

язык только выражает мышление и ничего не отражает. Язык отражает

действительность через значения знаков, составляющих его лексическую и

грамматическую систему. Следует также учесть и тот факт, что человеческое

мышление не только отражает окружающую действительность, но и участвует в

создании системы языка, в процессе чего действительность получает

специфическое отражение.

Ради соблюдения точности следует сказать, что уже в мышлении отражение

действительности выступает до некоторой степени в преломленном виде, в

сфере же языка оно получает дальнейшее преломление. Отражение окружающей

действительности в мышлении и языке как бы напоминает солнечный луч,

проходящий через две преломляющие среды. Графически этот процесс можно

было бы представить следующим образом.

Первая горизонтальная линия схематически изображает предметы и явления

окружающего мира и их закономерные связи. Отражение их в мозгу человека

приобретает некоторую специфику (вторая горизонтальная линия).

Во всех формах отражения, присущих живому и неживому миру, имеются две

основные особенности: тело, испытывающее воздействие, изменяется в

соответствии с этим воздействием. Это означает, что в изменении тела есть

содержание, не зависящее от данного тела и являющееся отражением. В то же

время каждый предмет изменяется согласно своей природе, и поэтому в его

изменении имеется момент, не зависящий от воздействующего тела и связанный

со спецификой тела, испытывающего воздействия [42, 19].

Эти два основные свойства отражения в одинаковой мере присущи и

отражению внешнего мира живыми организмами, в особенности человеком.

«Человеческое сознание,— замечает В. В. Орлов,— издавна поражает людей

своей загадочной особенностью, которая длительное время оставалась

непонятой и считалась сверхъестественной.

Предметы внешнего мира обладают разнообразными телесными свойствами:

весом, формой, плотностью и т. д. Они существуют вне человека и независимо

от него. Но человек может осознавать предмет, и в его сознании появляется

образ предмета. И здесь-то начинается непонятное: отражаясь в сознании,

предмет как-бы отделяется от самого себя и начинает существовать вне своих

конкретно-чувственных форм; если предмет сам по себе имеет вес, размер,

плотность и т. д. ,то образ предмета невесом и невеществен; если огонь

есть стихийная разрушительная сила, то образ огня — нечто совершенно

безобидное; если все предметы в конце концов разрушаются и прекращают

существование, то образ предмета существует так долго, как мы этого хотим,

и появляется в сознании по нашему произволу» [42, 5].

Отражение предметов и явлений окружающего мира в голове человека не

является зеркальным. Головной мозг превращает поступающую извне информацию

в образ. Образ вещи — не сама вещь, а ее отражение. Он не совпадает

непосредственно со своим предметом. Обобщение, абстрагирование от

бесконечного числа свойств вещи и фиксирование только его наиболее

устойчивых и постоянных черт превращает образ в некий идеальный объект,

инвариант класса предметов, не существующий фактически в реальной

действительности. Вещи не существуют в нашей голове в чистом виде. Они

представлены в идеальной форме, субъективно. Такой образ изоморфен

отображаемому предмету, но не тождествен ему.

Формирование этого образа во многом зависит от особенностей

физиологической организации человека. Некоторые качества вещей приобретают

специфическую субъективную форму отражения, например, цвета, запаха, вкуса.

Так, поскольку глаз в физическом отношении несовершенен, он не может

непосредственно отображать длину световых волн и отражает длину волн в виде

специфических ощущений цвета (700 милимикрон, например,— это синий цвет).

Соленость как вкус есть субъективное выражение объективного свойства соли и

т. д. Следует также иметь в виду, что эффект действия различных

раздражителей, идущих извне, неодинаков. Некоторые раздражители являются

особенно интенсивными, они тормозят действие слабых раздражителей.

Формы мыслительного отражения предметного мира определяются не только

структурой и свойствами самих предметов, но и материальными условиями жизни

людей, их практической деятельностью, направлением их интересов, уровнем их

интеллектуальных способностей и т. д.

Предметы воспринимаются людьми нередко через призму социально-

политических, правовых, эстетических и религиозных оценок .

Большое значение в отражении предметов имеет род занятий человека,

определенный опыт и т. д. «Гора и пригорок в представлении горного жителя

имеют наверняка не одну зрительную форму, но также сравнительную истину

восхождения. У носильщика тяжестей на голове есть наверняка род таблицы

удельных весов для очень разнообразных предметов» [56, 493].

Отражение действительности в сознании человека домарксовский

материализм рассматривал как пассивный отпечаток вещи в результате ее

механического воздействия. Дидро прямо сравнивал человеческий мозг с

воском, на котором вещи оставляют свой отпечаток. На самом деле само

отражение объективной реальности есть процесс деятельности субъекта, в ходе

которой образ становится все более адекватным своему объекту.

«Познание,— указывает В. И. Ленин,— есть отражение человеком природы.

Но это не простое, не непосредственное, не цельное отражение, а процесс

ряда абстракций, формирования, образования понятий, законов etc, каковые

понятия, законы etc... и охватывают условно, приблизительно универсальную

закономерность вечно движущейся и развивающейся природы...

Человек не может охватить = отразить = отобразить природы всей

полностью, ее непосредственной цельности, он может лишь вечно приближаться

к этому, создавая абстракции, понятия, законы, научную картину мира и т.д.

и т. п.» [38, 163—164].

В образовании абстракции огромное значение имеет творческая работа

воображения.

«Подход ума (человека),— писал В. И. Ленин,— к отдельной вещи, снятие

слепка (= понятия) с нее не есть простой непосредственный, зеркально-

мертвый акт, а сложный, раздвоенный, зигзагообразный, включающий в себя

возможность отлета фантазии от жизни: мало того: возможность превращения (и

притом незаметного, несознаваемого человеком превращения) абстрактного

понятия, идеи в фантазию (в последнем счете = бога). Ибо в самом простом

обобщении, в элементарнейшей общей идее («стол» вообще) есть известный

кусочек фантазии» [38, 330].

Между тем фантазия в отражении действительности может иметь очень

большое положительное значение. Любая творческая деятельность человека,

направленная на преобразование окружающей природы, всегда содержит элементы

фантазии, без которой вообще невозможно творческое планирование

деятельности.

Человек даже может создавать понятия о материальных предметах, не

существующих в природе, а конструируемых им в соответствии с познанными

закономерностями. К таким предметам относятся машины, технические

устройства, сооружения и т.п. [21, 37]. С другой стороны, познание

осуществляется людьми, которые в силу недостаточности соответствующих

фактов, несовершенства техники, эксперимента, процесса измерения и т. п.

могут делать неверные обобщения, образовывать понятия, связывать их в

систему неудовлетворительным образом [21, 39].

В сфере общения людей (третья горизонтальная линия на схеме)

обобщенный образ должен быть перекодирован в чувственно воспринимаемую

форму, т. е. соотнесен с каким-нибудь звуковым комплексом. В этой области

также возможны некоторые сдвиги. Выше уже говорилось о том, что при

наименовании предметов огромную роль играют различного рода ассоциации.

Наименованию предшествует сравнение. Сравнение может привести к смещению

доминантных черт обобщенного образа. Так, например, обобщенное

представление о бруснике связано с представлением целого комплекса ее

отличительных черт. Наименование ее в татарском языке нарат rилеге

(буквально 'сосновая ягода') было связано с выделением одной черты —

особенности этой ягоды расти под соснами — как доминантной. С утратой

первоначальной внутренней формы эта доминантная черта может утратиться.

Наличие синонимов ведет к известной регламентации узуса данного слова, хотя

в реальной действительности может не быть логических оснований для такой

регламентации, ср. русск. путь и дорога. Слова могут приобретать в речи

различную стилистическую окраску, употребление их может быть нормированным

и ненормированным.

Чисто языковым явлением следует считать реляционные свойства слова.

Реляционная семантика (структурное значение) слова характеризует положение

его в языковой системе, т. е. его дистрибуцию в семантической и формальной

структуре языка, а также его частотность.

«К реляционным свойствам слова принадлежат такие его признаки, как

сочетаемость, стилистическая тональность (например, книжность,

разговорность, просторечность и т. д.), архаичность, новизна и др.

Реляционные значения слов, как и реляционные значения фонем, в отличие от

лексических значений в традиционном смысле не имеют коррелятов (референтов)

в объективной действительности. Они целиком и полностью обусловлены

внутренними отношениями компонентов языковой системы» [7, 19—20].

Необходимость познания человеком действительности и последующего ее

выражения средствами языка ведет к известной конструктивизации

действительности. «Окружающая нас материальная действительность постоянно

изменяется, развивается по законам диалектики, все в ней взаимосвязано друг

с другом, она «текуча», в ней отсутствуют строгие разграничительные линии.

Поэтому процесс познания действительности связан с выделением каких-то

отдельных предметов, с их наименованием, с их отождествлением между собой,

с превращением непрерывного в дискретное, текучего в жесткое» [17, 76].

Вынужденное дробление действительности в речи приводит к созданию

большого количества искусственно объективированных и как бы изолированно

существующих атрибутов различных предметов и явлений, которые в

действительности раздельно не существуют. В речи появляются различные

элементы, обслуживающие только технику речи и т. п.

Формы выражения мышления в языке относительно независимы. Не все

изменения в языке могут быть рассматриваемы как прямое отражение изменений

в мышлении.

Однако наличие этих двух преломляющих сфер никогда не приводит человека к

конфликту с действительностью. Жизненная практика всегда коррегирует

возможные отклонения отражения и в конечном счете обеспечивает человеку

правильное понимание истинной сущности предметов и явлений материального

мира.

ЯЗЫК И РЕЧЬ

Человеческий язык не представляет собой абсолютно однородного целого. В

действительности — это совокупность различных языковых вариаций,

возникновение которых вызывается действием самых различных факторов.

Существуют различные территориальные, социальные и функциональные варианты

языка. Однако одной из наиболее сложных проблем членения человеческого

языка является проблема противопоставления языка и речи. Любопытно

отметить, что попытки выделить в языке какую-то общую схему, установить

некий общий набор каких-либо правил, управляющих многочисленными

проявлениями узуса, возникли задолго до постановки проблемы языка и речи в

теоретическом плане. Наглядным примером могут служить многочисленные

описательные грамматики различных языков.

Стремление В. фон Гумбольдта представить язык одновременно как ?rgon и

™n?rgeia также можно рассматривать как своеобразное проявление исканий

этого рода.

Сознательная теоретическая постановка проблемы языка и речи в истории

языкознания обычно связывается с Ф. де Соссюром, который писал по этому

поводу следующее: «с какой бы стороны не подходить к вопросу, нигде перед

нами не обнаруживается целостный объект лингвистики. Всюду мы натыкаемся на

одну и ту же дилемму: либо мы сосредоточиваемся на одной лишь стороне

каждой проблемы, рискуя тем самым не уловить указанных выше присущих ему

двойственностей; либо, если изучать явления речи одновременно с нескольких

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81