Общее языкознание - учебник

'лошадь' и финск. lehmд 'корова' произведены от одного и того же корня.

Один и тот же предмет в языке может иметь несколько названий, ср.

глаза и очи, путь и дорога, хотя ни один из предметов окружающего мира не

может заключать в себе несколько противоположных сущностей. Совершенно

разные предметы нередко обозначаются в языке одним и тем же комплексом.

Так, например, дхвр в языке хинди может иметь следующие значения: 1) дхвр

'ливень', 2) дхвр 'долг', 'задолженность', 3) дхвр 'провинция', 'область',

4) дхвр 'лезвие', 'острие', 5) дхвр 'край, конец'.

Одно и то же значение может быть выражено самыми различными способами,

например:

1. Мы с Иваном друзья со школьных лет.

2. Мы с Иваном дружны со школьных лет.

3. Мы с Иваном дружим со школьных лет.

4. Мы с Иваном в дружбе со школьных лет.

5. У нас с Иваном дружба со школьных лет.

Если подходить к отражению реальной действительности в языке с точки

зрения точности и адекватности отражения, то различные метафорические

выражения типа: смерть пожинает свои плоды, темнота окутала море, солнце

погрузилось в океан, река играет, перед домом выросли сугробы снега, ревет

водопад, тоскует одинокая рябина, промчались годы и т. д.— следует

рассматривать как порождение человеческой фантазии.

Предмет или явление могут не обнаруживать никаких существенных

изменений на протяжении многих десятков тысяч лет, хотя их название в языке

может измениться неоднократно. Название огня в большинстве финно-угорских

языков сохраняет старое наименование, существовавшее, по-видимому, еще в

языке-основе, ср. финск. tuli, сев. саамск. dollв- ~ dolв-, морд. tol, мар.

tul, удм. tyl 'огонь'. В коми-зырянском языке для обозначения огня возникло

новое слово. Латинский глагол edo 'есть', имеющий параллели во многих

индоевропейских языках, был заменен во французском языке новым глаголом

manger 'есть'.

В реальном мире существует закон корреляции между изменением

внутренней сущности и внешней формы. Так, например, любое изменение

молекулярной структуры какого-либо вещества приводит к образованию другого

вещества, совершенно не похожего по своему внешнему виду на исходное.

В языке такого закона нет. Предмет может измениться до неузнаваемости,

но его наименование может сохраниться, ср. древнегреческое слово dТmoj

'дом', существовавшее еще в гомеровскую эпоху, и современное русское дом.

В объекте не могут осуществляться одновременно все его состояния —

прошлое, настоящее и будущее. Окружающий нас мир никогда не воспроизводит

своего исторического прошлого в данный момент, не говоря уже о проекции

чего-либо в план будущего.

Благодаря наличию таких свойств человеческой психики, как память и

воображение, человеческая речь может иметь три временных плана — план

настоящего, план прошедшего и план будущего.

Однако самая примечательная особенность человеческой речи состоит в

том, что, несмотря на единство форм логического мышления у всех народов

мира, конкретные языки, их словарный состав и грамматический строй

отличаются довольно большим разнообразием. Этот факт на первый взгляд может

показаться довольно парадоксальным, поскольку коммуникация в основном

строится на базе отражения человеком законов объективного мира, на базе

логического мышления, и в то же время логическое мышление как бы совершенно

безразлично к тому, как оно выражается и чем выражается.

В действительности так оно и происходит. Всякий мыслительный акт

связан с выражением значений. Без выражения значения нет мышления. Поэтому

первейшим условием осуществления любого мыслительного акта является

выражение значения. Все языковые средства могут быть пригодны, если они это

обеспечивают. Поясним этот тезис некоторыми примерами. Возьмем для

иллюстрации довольно простой пример: Птица сидит на высоком дереве. Это

предложение с логической точки зрения представляет суждение, имеющее

субъектно-предикатную структуру.

Целевое задание этого суждения состоит в раскрытии признака

определенного понятия, в данном случае птицы. Признак этого понятия 'сидит'

не только раскрывается, но и получает некоторую детализованную

характеристику — локальное определение. Указывается, что птица сидит на

дереве. Если транспонировать это смысловое задание в сферы различных языков

и проследить, какими средствами оно может быть выражено, то мы не получим

той единой схемы, которую допускает его логическая трактовка. В некоторых

языках необходимо будет выразить языковыми средствами, будет ли эта птица

для говорящего определенной или неопределенной, т. е. употребить

соответствующий артикль. В одних языках определенный артикль будет

препозитивным, а в других постпозитивным. Различным может быть и его

происхождение. Он может возникнуть из указательного местоимения, но

есть случаи, когда определенный артикль развивается на базе притяжательного

суффикса. В тех языках, где артикль изменяется по падежам, как, например, в

немецком, в именительном падеже единственного числа он будет иметь особую

форму, но есть языки, где определенный артикль по падежам не изменяется,

например, венгерский. В языке, имеющем именные классы, слово 'птица' должно

получить определенный показатель класса. Некоторым аналогом таких именных

классов в русском языке является род. Слово 'птица' в русском языке

принадлежит к женскому роду. В тех языках, где деление имен на классы

отсутствует, слово 'птица', естественно, не получит никакого классного

показателя. Раскрываемый в слове признак, в данном случае определенное

состояние, в различных языках мира обычно выражается глаголом. В этой

области мы можем найти не меньшее разнообразие. Глагольная форма может

иметь специальное личное окончание, указывающее, что действие или состояние

осуществляется субъектом 3-го лица. Некоторые языки мира — китайский,

японский, вьетнамский, монгольский, индонезийский, аварский и др. могут

обходиться без личных окончаний, поскольку личные местоимения могут с

успехом осуществлять ту же функцию. Есть языки, где роль личных окончаний

выполняют личные префиксы. Неодинаково и место глагола во фразе. Например,

в кельтских языках глагол чаще всего располагается в начале предложения.

Наоборот, во многих языках агглютинативного строя он стремится занять

конечное положение.

В языках, имеющих именные классы, показатель класса субъекта действия

может в целях согласования наличествовать и в глагольной форме.

В тех языках, где существуют особые типы спряжения для переходных и

непереходных глаголов, спряжение глагола 'сидеть' естественно будет

отличаться от переходных глаголов типа 'читать' (что-либо) или 'рубить'

(что-нибудь). В некоторых языках, например, абхазо-адыгских, локальная

характеристика признака может быть включенной в состав глагольной формы

путем присоединения к основе глагола особого префикса, соответствующего по

значению русскому предлогу на. Получается нечто вроде птица дерево насидит.

В некоторых языках проводится различие между действием, совершающимся

вообще, безотносительно ко времени, и действием или состоянием,

совершающимся в данный момент. По этой причине глагол 'сидеть' в данном

случае будет употреблен в форме настоящего времени данного момента, ср.

англ. Present continuous tense. Что касается самой структуры этого времени,

то опять-таки в разных языках, где это время употребляется, она может быть

неодинаковой. В английском языке это время образуется из форм настоящего

времени вспомогательного глагола 'быть' и причастия настоящего времени,

например, I am writing 'Я пишу в данный момент'. Примерно но той же

схеме оно строится в ирландском и валлийском языках. В скандинавских языках

в этих целях также будут употреблены формы настоящего времени

вспомогательного глагола 'быть', но они соединяются не с причастием

настоящего времени, а с инфинитивом, которому обычно предшествует предлог,

ср. исл. нg er aр lesa 'я читаю в данный момент' и т. д.

В турецком языке это время образуется на базе формы местного падежа

инфинитива, к которой присоединяются аффиксы сказуемости, например, о

yazmaktadir 'он пишет в данный момент'. В албанском языке для выражения

этого значения достаточно простой частицы, которая обычно ставится перед

формами настоящего времени, например, plani ро realizohet 'план (в

настоящее время) выполняется успешно'.

Если ограничиться только теми языками, в которых не различается

настоящее время данного момента, то в самой структуре настоящего времени в

разных языках можно найти немало различий. В некоторых иранских языках,

как, например, в персидском и афганском, настоящее время имеет специальный

отличительный префикс, в ненецком, эвенкийском и хантыйском языках оно

будет иметь особый суффикс, исторически восходящий к суффиксу

многократности, в армянском и хинди оно будет состоять из причастия и

вспомогательного глагола 'быть', в китайском и вьетнамском языках оно будет

представлять собой чистую основу и т. д.

Локальная характеристика состояния на дереве также может быть выражена

в разных языках разными способами. В русском и вообще во многих

индоевропейских языках для обозначения местонахождения предмета на

поверхности какого-либо другого предмета обычно употребляются предлоги. В

агглютинативных языках вместо предлогов, как правило, употребляются

послелоги. Наблюдаются случаи, когда это значение выражается местным

падежом. Некоторые языки, как, например, прибалтийско-финские, различают

две серии локальных падежей — внешне-местные и внутренне-местные. По этой

причине местонахождение на чем-либо выражается особым падежом суперессивом.

В абхазо-адыгских языках, как говорилось выше, показатель местонахождения

может быть выражен специальным глагольным префиксом.

Словосочетание высокое дерево в разных языках также может быть

выражено по-разному. В одних языках, как, например, в славянских, тюркских,

финно-угорских, монгольских и т. д., прилагательное высокий будет

предшествовать слову дерево, в других языках, как, например, в романских,

кельтских и индонезийском, оно будет ставиться после слова дерево; в

некоторых языках, имеющих склонение и родовое деление имен существительных,

прилагательное будет согласовано с именем существительным в падеже и

роде. Можно найти языки, где члены этого словосочетания будут соединены по

способу простого примыкания. В иранских языках словосочетание высокое

дерево образует так называемую изафетную конструкцию, ср. таджикск. дарахти

боланд 'высокое дерево' где к слову дерево будет присоединен связующий

элемент, исторически восходящий к относительному местоимению. В албанском

языке два члена этого сочетания будут соединены между собой так называемым

связующим артиклем и т. д.

С. Л. Рубинштейн, пытаясь ответить на вопрос, в чем состоит различие

между мышлением и языком, выразил этот ответ в довольно оригинальной и

несколько парадоксальной форме: «Говорить — не значит мыслить. Мыслить —

это значит познавать; говорить — это значит общаться. Когда человек мыслит,

он использует языковой материал и мысль его формируется, отливаясь в

речевые формулировки. Но задача, которую он, мысля, решает — задача

познавательная» [54, 170].

Если определить эту особенность точнее, то следовало бы сказать, что

говорить — это одновременно мыслить и общаться, но общаться по определенным

правилам, применяя те способы языкового выражения, которые приняты в данном

коллективе. В противном случае говорящий рискует быть непонятым.

Соотношение между мышлением и языком можно образно сравнить с

соотношением между теплой одеждой и ее национальной формой. Всякая теплая

одежда должна согревать человека и спасать его от холода, но в разных

странах мира она может быть неодинаковой по внешней форме. Тем не менее она

успешно выполняет свою функцию: человеку в ней тепло и в то же время он

одет, как это принято обычаем.

Многие из вышеперечисленных особенностей знаковой коммуникативной

системы невозможно понять, не ознакомившись с различными внутренними

процессами, происходящими в сфере языка.

ПРОЦЕССЫ, ПРОИСХОДЯЩИЕ В СФЕРЕ ЯЗЫКА

Каждый говорящий на том или ином языке твердо убежден в том, что,

пользуясь данным языком, он не вносит в него ничего нового, поскольку

всякое изменение языка лежит за пределами его возможностей.

Характеризуя речь ребенка, Л. С. Выготский в свое время писал:

«Ребенок склоняет, спрягает, но эта деятельность им усвоена чисто

структурно. Эти операции неосознанны. Ребенок употребляет верный падеж и

верную падежную форму в структуре определенной фразы, но он не отдает себе

отчета в том, сколько существует падежных форм. Это сказывается в том, что

он владеет ими спонтанно в определенной ситуации, автоматически, т. е.

владеет ими тогда, когда ситуация в каких-то больших структурах вызывает

его на проявление этих умений, но вне определенной структуры — произвольно,

сознательно и намеренно — ребенок не умеет сделать того, что умеет делать

непроизвольно» [12, 213].

Необходимо заметить, что любой человек, не имеющий никакого

теоретического представления о строе своего языка, в этом отношении мало

отличается от ребенка. Он также пользуется речью автоматически и не отдает

себе отчета в том, сколько в данном языке падежей, времен, наклонений и т.

д. В лучшем случае он может сказать на основании своего эмпирического

опыта, что так не говорят.

Однако в действительности язык создается людьми, хотя сами люди этого

не осознают. Язык никогда не создается всем коллективом говорящих

одновременно. Отдельные изменения в языке производятся отдельными

индивидами. Каждое звуковое изменение в языке, каждая отдельная его форма

имеют какого-то безымянного автора. Возникшее в языке новшество затем

подхватывается другими говорящими на данном языке, в результате чего оно

становится общим достоянием. Действия отдельных индивидов в сумме создают

деятельность, происходящую во внутренней сфере каждого языка. Эта

деятельность может быть различной по своему характеру.

Выше говорилось о том, что несмотря на единство форм логического

мышления, языковые формы выражения в разных языках мира обнаруживают

большое разнообразие. Эти различия возникают уже в самом начале в процессе

создания слов и грамматических форм. Трудно представить, чтобы новое слово

создавалось всем коллективом говорящих на данном языке одновременно. Марио

Пэй замечает по этому поводу следующее: «Мы можем предполагать, что общее

принятие (common acceptance) символа осуществляется скорее через процесс

возникновения индивидуальной инновации и ее постепенного распространения, а

не как акт массового творчества» [73, 12]. Слова редко создаются из

совершенно новых, ранее ничего не обозначавших звуковых комплексов.

Индивид, создающий новое слово для ранее неизвестного ему предмета,

пытается прежде всего найти какие-то черты сходства между этим предметом и

предметами, ему уже известными, имеющими в данном языке особое

наименование. Звуковой комплекс в период своего возникновения должен

обязательно иметь какую-то опору даже в тех случаях, когда новое название

создается по звукоподражательному принципу. В противном случае создать его

было бы невозможно. Огромное значение в процессе создания новых слов имеют

поэтому ассоциации.

Совершенно естественно, что у разных индивидов, находящихся в

различных точках земного шара, ассоциации не могут быть одинаковы, хотя

возможность случайных конвергенций не исключена. Этим, между прочим,

объясняется такое интересное явление, как отсутствие единой внутренней

формы слов в различных языках мира. Данное положение может быть

сравнительно легко подтверждено примерами, взятыми из самых различных

языков. Так, например, греч. Фrnij 'птица' этимологически связано с

глаголом Фrnumi и лат. oriri 'подниматься'; исп. pajaro и рум. pasгre

'птица' происходят от лат. passer, собственно — 'воробей'. Греч. prТswpon

'лицо' буквально означает 'то, что находится перед глазами', но лит. veidas

связано с индоевропейским глагольным корнем *weid- 'видеть', ср. лат.

videre 'видеть', греч. e„ ?don 'я увидел' из eweidon; лат. facies 'лицо'

связано с глаголом facere 'делать', собственно — 'творение', 'нечто

созданное', ср. польск. twarz; коми-зыр. нырвом 'лицо' означает буквально

'нос-рот', собственно — 'средоточие носа и рта'; греч. m?twpon 'лоб'

означает буквально 'то, что находится между глаз', нем. Stirn 'лоб' связано

с лат. sternere 'простираться'; русск. лоб этимологически связывается с

чешск. leb 'череп', лат. supercilium 'бровь' буквально означает 'то, что

находится над веком', ср. лат. cilium 'веко', но лит. antakis буквально

означает 'то, что находится над глазом'. Греч. poЪj 'нога', род. п. podТj

этимологически связано с русск. под 'основание печи', тогда как русск. нога

определенно связывается с греч. Фnux, род. п. Фnucoj 'ноготь', нем. Nagel

'ноготь', лит. nagas и латышск. nags 'ноготь'. Фр. maison 'дом' происходит

от лат. mansio 'остановка, пребывание'; русск. дом связано с греческим

глаголом d?mw 'строить'; русск. окно этимологически связано со словом око

'глаз', серб. прозор 'окно' этимологически связано с русским глаголом

взирать, т. е. 'смотреть', тогда как исп. ventana 'окно' связано с лат.

ventus 'ветер', н.-греч parЈfuro 'окно' буквально означает 'то, что

находится около двери'; греч trЈpeza 'стол' из tetrapedia буквально 'то,

что стоит на четырех ножках'. Русск, стол этимологически связывается с

глаголом стлать; русск. плотник связано этимологически с глаголами плотить

и плести, тогда как греч. t?ktwn 'плотник' этимологически связано с русским

глаголом тесать, ит. falegname 'плотник' связано с глаголом fare 'делать' и

существительным legname 'дерево'; греч. ўgorЈ 'рынок', первоначально

значившее 'место собрания, сборища', связано с глаголом ¤gw 'гнать'; русск.

рынок связано с нем. Ring 'кольцо'; греч. teleuta«oj 'последний',

собственно 'находящийся в конце' (teleut» 'конец'), фр. dernier

'последний', буквально 'задний' из deretro 'сзади', русск. последний

связано с глаголом следовать; русск. старый этимологически связано с лит.

storas 'толстый, сильный, тяжелый' и др.-норв. stуrr 'большой, мощный,

важный, храбрый', шв. stor 'большой'; греч. palaiТj 'старый' связывается с

валлийск. pell 'далеко отстоящий', лат vetus 'старый', по-видимому, связано

с греч. ?toj 'год' из wetos, ср. алб. vit 'год', vetus, т. е. 'имеющий

много лет', н.-греч. dЈsoj 'лес' связано с прилагательным dasЪj

'густой', ит. bosco 'лес', фр. bois 'лec' происходят от лат. boscus,

первоначально 'лесное пастбище', рум. pгdure 'лес' — от лат. palus, род. п.

paludis, 'болото' др.-норв. skogr 'лес', датск. skov, шв. skog связаны с

др.-норв. глаголом skag 'выдаваться', лит. giria 'лес' ассоциировано со

словом 'гора' ('гора, покрытая лесом'), сербохорв. ?uma 'лес'— ассоциация с

чем-то издающим шум, ср. русск. шуметь, нен. пэдара 'лес' этимологически

может быть связано с финск. petдjд, морд. и коми-зыр. пужым 'сосна'; нем.

verstehen 'понимать' связано с др.-англ. farstandan и др.-норв. forstanda

'стоять впереди' или 'представлять', русск. понимать ассоциировано с идеей

'брать', ср. лат praehendere 'брать', тат. ан?ла 'понимать' связано с

существительным ан? 'рассудок, ум', венг. йrteni 'понимать' увязывается с

идеей 'достичь чего-либо', ср. венг. йrni 'достигать'; коми-зыр. гцгцр воны

'понимать' восходит к значению 'ходить кругом'; драться в русском языке

буквально означает 'драть друг друга', а тат. сугышырга 'драться' можно

объяснить как 'бить друг друга'; сопоставление русского глагола искать с

болг. искам 'желаю, требую', а также с др.-англ. вscian 'спрашивать' и др.-

инд. icchati 'ищет, желает' показывает, что первоначально этот глагол имел

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81