Общее языкознание - учебник

сохранились17. Они или совпали с обычными нелабиализованными k и g, или

превратились в губные смычные. Можно предполагать, что сложная артикуляция

этих звуков была негативным фактором, и различные индоевропейские языки на

протяжении истории их развития стремились различными путями эту артикуляцию

устранить. Интересным примером в этом отношении может служить также

существование в индоевропейском языке-основе так называемых слоговых

носовых и плавных l*,?, f, g. Они также оказались очень неустойчивыми.

Около слоговых плавных и носовых в различных индоевропейских языках

усиливались так называемые пазвуки, в результате чего образовывались

сочетания, составленные из гласного и сонантов ?, l, т, п, ср., например,

рефлексы индоевропейского архетипа *wlqos 'волк' в древних и современных

индоевропейских языках: готск. wulfs, лат. (из оскско-умбр.) lupus, др.

греч. lЪkoj, русск. волк и т. д.

Сочетание носового гласного и простого типа г + о, е и т. д.

представляет исключительные трудности для артикуляции. По этой причине ни в

одном из языков мира, имеющем носовые гласные, они не встречаются.

В индоевропейской языковой основе некогда существовало слово *oktф,

обозначающее 'восемь'. Группа согласных kt вряд ли может считаться удобно

произносимой, поскольку сочетание двух смычных глухих создает чрезмерное

напряжение (excessive tension). Индоевропейские языки нередко различными

способами стремились облегчить произношение этой группы в слове 'восемь' в

умбрском языке k превратился в спирант h, ср. умбрск, uht; в немецком языке

k превратился также в спирант, но иного качества, в спирант х, ср. нем.

acht; то же самое явление имело место в новогреческой демотике, ср. греч.

octТ, в испанском языке группа kt превратилась в аффрикату и (орф. ch) ср.

исп. ocho; в итальянском и шведском языках в группе kt k уподобилось t, ср.

ит. otto и шв. еtta.

Ударение и долгота относятся к числу связанных между собой факторов.

Любой ударный гласный немного длиннее неударного. Однако наличие сильного

экспираторного ударения на долгом гласном в известной степени затрудняет

произношение, вызывая перегрузку произносительных усилий. Целый ряд языков

нашел выход из этого положения в дифтонгизации долгих гласных. Ударение

перемещается на один из компонентов дифтонга, который в то же время

освобождается от долготы. Так, например, обстояло дело в истории финского

языка. Долгие гласные ф, y и з в финском языке превращаются в дифтонги,

например: Sфmi 'Финляндия' дало Suomi, jфn 'пью' превратилось в juon, ф

'ночь' — в уy, sцn 'ем' — в syцn, mзs 'мужчина' — в mies и т. д.

В вульгарной латыни, в конце V в. гласные открытого слога под

ударением получили удлинение независимо от своего качества, например, fк?de

'вера' превратилось в fк?d e; pк?de 'нога' — в p к ?d e. В дальнейшем эти

ударные долгие гласные превращались в дифтонги, например p к ?d e

превращалось в pied, fк?d e в feid и т. д.

Подобная дифтонгизация долгих гласных происходила так же в истории

английского языка в период времени от XIV до XVI в. Так, например, time

'время' превращалось в taim через промежуточные ступени tinm, tenm; hыs

'дом' превратилось в haus через промежуточную ступень hous и т. д.

Глухие смычные в интервокальном положении в сочетаниях Типа ata, ара,

asa и т. д. более труднопроизносимы по сравнению со звонкими смычными,

находящимися в том же положении. Неудивительно, что в истории самых

различных языков наблюдалась тенденция к замене смычных глухих в

интервокальном положении соответствующими звонкими смычными или спирантами.

Можно априорно утверждать, что стечение двух гласных, или так

называемое зияние, не облегчает произношение слов, а наоборот, затрудняет,

это в одинаковой степени ощущается носителями самых различных языков.

Неудивительно поэтому, что в языках совершенно различного фонетического

строя наблюдаются попытки устранения зияния.

Всё сказанное лишний раз свидетельствует о том, что утверждение о

наличии во всех языках мира тенденции к облегчению произношения не так уж

субъективно по своей сущности. Наряду с попытками приспособить произношение

к особенностям звуковой системы конкретного языка несомненно существует

стремление к устранению позиций, вызывающих артикуляционное затруднение у

носителей самых различных языков. Таким образом, основная

целенаправленность тенденции к облегчению произношения состоит в стремлении

к возможному уменьшению произносительных затрат. Тенденция к облегчению

произносительных затрат является одной из разновидностей более широкой

тенденции к экономии, сущность которой будет нами рассмотрена позднее. К

конкретным формам проявления этой тенденции могут быть отнесены такие

явления, как ассимиляция, например, лат. summus 'высший' из supmos, ит.

fatto 'сделанный' из factum, фин. maassa 'в стороне' из maasna и т. д.;

явление внешнего и внутреннего сандхи, например, др.-инд. putraз-иa 'и сын'

из putras иа, мар. jolgorno 'тропа' из jolkorno и т. д.; явления умлаута

или преломления (Brechung) ср. нем. Krдfte 'силы' из Krafte, явление

сингармонизма, ср. тат. urmanlarda 'в лесах', но kьllдrdд 'в озёрах'.

Однотипными с ассимиляцией можно считать вообще все изменения

согласных и гласных, возникающие под влиянием соседних согласных и гласных

или групп согласных, ср., например, широко распространенные в различных

языках случаи палатализации согласных перед гласными переднего ряда, случаи

изменения их качества в этих позициях, например, изменение качества k и g

перед гласными е и i; ср. лит. keturi, но русск. четыре, др.-инд. иatvarah,

арм. иors, греч. t?ttarej, лат. caelum 'небо' [.kelum], исп. cielo [(ielo],

ит. cielo [иielo], рум. cer [иer], тур. iki 'два', азерб. диалектн. iиi

'два'.

Все случаи ассимиляции представляют конкретные проявления

артикуляционной аттракции. Стремление к экономии произносительных затрат

ведет к созданию двух гомогенных образований в смежных позициях.

Помимо описанных явлений встречаются фонетические изменения, которые сами

по себе не являются результатом артикуляционной аттракции, но они также

подчинены тенденции уменьшения произносительных затрат, поскольку они

направлены на устранение произносительных помех. Сюда можно отнести

различные типы эпентезы, или вставки гласных и согласных (ср. лат. poculum

'бокал' из poclom; сербо-хорв. факат при русск. факт; остров при лит. srovл

'течение'; фр. humble 'смиренный, униженный' при лат. humilis), упрощение

групп согласных (например, нем. Nest 'гнездо' при русск. гнездо, русск.

мыло, но польск, mydio 'мыло', лат. luna 'луна, месяц' из более древнего

louksna и т. д.).

Довольно любопытным способом облегчения произносительных затрат

является устранение концентрации произносительных усилий, например

устранение скоплений двух долгих гласных, или долгого гласного и группы,

состоящей из двух согласных (ср. греч. basil?wn 'царей' из basilзфn, лат.

ventus 'ветер' из vзntos), сочетаний, состоящих из долгого и краткого

гласного (ср. финск. soiden 'болото' из sфiden).

Концентрация произносительных усилий создается при сочетании долготы

гласного и силового ударения, падающего на этот гласный. Примером

устранения образующейся сверхдолготы может служить превращение ударных

долгих гласных в дифтонги в истории финского языка, ср. финск. suo 'болото'

(из sф, ср. совр. эст. soo 'болото'), финск, tyц 'работа' (из tцц, ср.

совр. эст. tцц). Аналогичное явление имело место в истории французского

языка, ср. вульг. лат. f?de 'вера', ст.-фр. feid и т. д.

Стремлением к уменьшению произносительных затрат объясняются также

широко распространенные в различных языках мира случаи редукции гласных в

безударных слогах, ср. русск. волна [vAlnб], берег [bйr'qk], норвеж. like

[li:kq] 'любить', synge [sьNq] 'петь', нем. singen [siNqn] 'петь', ich habe

[iз habq] 'я имею' и т. д. Редуцированный гласный в безударном слоге может

совсем утратиться. Этим объясняется, например, утрата древних конечных

гласных во многих финно-угорских языках, ср. коми-зыр. sхn, 'жила', эрзя-

морд, san, мар. шян, финск. suoni, коми-зыр. lym 'снег', мар. lum, финск.

lumi и т. д., ср. также греческие формы род. п. ед. ч. типа patrТj, mhtrТj,

fugatrТj, Ўndroj от pat»r 'отец', m»thr 'мать', fugЈthr 'дочь', Ўn»j

'человек, мужчина' и т. д.

Различные языки стремятся устранить скопление двух рядом стоящих

гласных, в особенности двух гетерогенных гласных, выражением чего является

устранение зияния. Неустойчивыми оказываются также скопления открытых

слогов. В качестве средства устранения подобных скоплений часто выступает

синкопа, ср. лат. ulna 'локоть' при греч. зl?nh 'локоть', исп. siglo 'век',

но лат. saeculum, финск. korkeus 'высота' из korke-дute и т. д.

Неудобопроизносимым, по всей видимости, является сочетание однородных

согласных, разделенных гласными или согласными иного образования, что часто

устраняется путем диссимиляции, ср. исп. arbol 'дерево' при лат. arbor,

груз. kharthuli 'грузинский' из kharthuri, ср. osuri 'осетинский' и т. д.

Частным случаем диссимиляции является гаплология, например, русск.

знаменосец из знаменоносец и т. д.

В неменьшей мере стремление приспособить языковый механизм к

особенности человеческого организма, к особенностям его психологической

организации, проявляется в области грамматического строя языка. Большой

интерес в этом отношении представляют следующие явления, отмеченные в самых

различных языках мира.

II. Тенденция к выражению разных значений разными формами.

Тенденцию к выражению разных значений разными формами иногда называют

отталкиванием от омонимии.

Арабский язык в более древнюю эпоху своего существования имел только

два глагольных времени — перфект, например, katabtu 'я написал' и

имперфект aktubu 'я писал'. Эти времена первоначально имели видовое

значение, но не временное. Что касается их способности выражать отношение

действия к определенному временному плану, то в этом отношении

вышеуказанные времена были полисемантичными. Так, например, имперфект мог

иметь значение настоящего, будущего и прошедшего времен. Это

коммуникативное неудобство потребовало создания дополнительных средств.

Так, например, присоединение к формам перфекта частицы qad способствовало

более чёткому отграничению собственно перфекта, например, qad kataba 'Он

(уже) написал'. Присоединение префикса sa- к формам имперфекта, например,

sanaktubu 'мы напишем' или 'будем писать' дало возможность более четко

выразить будущее время. Наконец, употребление форм перфекта от

вспомогательного глагола kвna 'быть' в соединении с формами имперфекта,

например, kвna jaktubu 'он писал' дало возможность более четко выразить

прошедшее длительное.

Местные падежи, характеризовавшиеся суффиксами -nа и -ka, в

протоуральском языке были полисемантичны. Местный падеж с суффиксом -па

обозначал местонахождение и внутри предмета, и на поверхности предмета;

другой местный падеж, направительный падеж на -ka, обозначал и движение во

внутрь предмета и по направлению к предмету. Позднее этот коммуникативный

недостаток был устранен тем, что в различных уральских языках возникли

новые, более чётко дифференцированные местные падежи.

Формы перфекта в болгарском языке с течением времени приобрели

дополнительное значение пересказывательного наклонения (обозначение

неочевидного действия). Формы перфекта и пересказывательного 1-го

прошедшего были первоначально совершенно омонимичны. Они

образовывались из л-ового причастия и форм настоящего времени

вспомогательного глагола «быть», ср. например, дал (дала) съм, дал (дала,

дало) си, дал е и т. д., соответствующее русскому я дал (дала), ты дал

(дала), он дал и т. д. Два разных значения таким образом выражались одной

формой. Поскольку пересказывательное 1-е прошедшее в первых двух лицах

употреблялось сравнительно редко, то остро этот недостаток не чувствовался.

В третьем лице оно употреблялось довольно часто, и омонимия форм

действительно представляла неудобство. Позднее эта омонимия была устранена.

Формы третьих лиц 1-го пересказывательного прошедшего стали употребляться

без вспомогательного глагола, например, чел 'говорят, что он читал', чели,

'говорят, что они читали'.

Отталкивание от омонимии проявляется также в области формирования

внешнего облика слова. Так, например, финскому слову tuuli 'ветер' в коми-

зырянском языке должно было бы соответствовать закономерно слово ti*l.

Однако, поскольку в коми-зырянском языке когда-то существовало слово ti*l

со значением 'огонь', соответствующее финскому tuli 'огонь', то слово ti*l

'ветер' приняло аномальный облик и стало звучать как t?l (t?v). Финскому

глаголу purra 'кусать, грызть' в коми-зырянском должен был бы

соответствовать глагол pi*r, но поскольку в коми-зырянском языке

существовал глагол pi*r со значением 'входить', развитие глагола pi*r

'кусать, грызть' уклонилось от нормального пути и он приобрел форму pur-18.

Татарскому бар 'иди' в чувашском языке должно было бы закономерно

соответствовать пур. Однако при таком развитии пур стало бы совпадать с пур

'есть' или пур 'каждый, всякий'. По этой причине пур 'иди' получило

аномальное развитие и стало звучать как пыр.

III. Тенденция к выражению одинаковых или близких значений одной

формой.

Эта тенденция находит проявление в ряде широко распространённых в

различных языках мира явлений, которые обычно называют выравниванием форм

по аналогии. Можно отметить два наиболее типичных случая выравнивания форм

по аналогии: 1) выравнивание форм, абсолютно одинаковых по значению, но

различных по внешнему облику и 2) выравнивание форм, различных по внешнему

облику и обнаруживающих лишь частичное сходство функций или значений.

Первый случай по сравнению со вторым является более редким. Приведем

некоторые примеры. Известно, что у основ мужского рода на -о в латинском,

греческом, славянском и балтийских языках им. п. мн. ч. имел окончание

-oi, ср. греч. o„koi 'дома', лат. populi 'народы' и т. д. Это окончание не

было исконным. Оно было перенесено по аналогии из местоименной сферы, ср.

греч. of 'те', ср.-лат. quoi 'которые' от qui 'который', готск, юai.

Исконным окончанием было -es, которое в результате стяжения с конечным

гласным основы -о образовывало окончание -фs, ср. его рефлексы в др.-инд.

a?vв? 'лошади' от a?va? 'лошадь', готск. wulfфs 'волки' от wulfs 'волк' и

т. д. Руководствуясь этими данными, можно предполагать, что такие слова,

как лат. populus 'народ' и греч. lьkos 'волк' некогда имели формы им. п.

мн. ч. populфs и lukфs. После перенесения окончания -oi из местоименной

сферы возникли новые формы им. п. мн. ч. populoi, позднее populi 'народы' и

lьkoi (орф. lЪkoi 'волки'). Окончания -фs и -oi были абсолютно одинаковыми

по функции. В данном случае произошло простое выравнивание по аналогии

тождественных по функции формантов.

В индоевропейском языке-основе 1 л. ед. ч. имело два типа окончаний:

так называемые тематические глаголы имели окончание -ф, а атематические

глаголы — окончание -mi. Позднее в ряде индоевропейских языков это различие

было устранено. Окончание атематических глаголов -mi полностью вытеснило

окончание -ф, ср. др.-арм. berem 'я несу', совр. болг. гледам 'я смотрю',

сербохорв. pevam 'я пою', nosim 'я несу', ирл. buailim 'я ударяю' и т. д.

Направление движения от какого-нибудь предмета выражалось в

древнеармянском языке особым падежом аблативом, который в единственном и

множественном числе имел разные окончания, например, ед. ч. get-oi 'от

реки', мн. ч. get-oc 'от рек'. В восточном диалекте возникло стандартное

окончание облатива -iз, употребляющееся в единственном и множественном

числе, ср. antar 'лес', antar-iз 'из леса' и antarner-iз 'из лесов'.

Сравнение парадигм спряжения вспомогательного глагола «быть» во

множественном числе в древнеиндийском и древнегреческом языках обнаруживает

между ними существенное различие, например, др.-инд. smas 'мы есьмы', sthas

'вы есте', santi 'они суть', др.-греч. ™s-m?n 'мы есьмы', ™s-t? 'вы есте',

e…si?(n) (из senti ( enti ( ensi ( eisi). В первом и втором лицах в

древнеиндийском языке представлена слабая ступень корня глагола es 'быть',

а в древне-греческом выступает полная ступень. Нетрудно заметить, что

сильная ступень была привнесена в древнегреческом языке из сферы

единственного числа, где она была закономерна, ср. форму ™s-t… 'он есть'.

В среднеперсидском языке существовали две формы личного местоимения 1

л. ед. ч. az 'я' (из др.-перс. им. п. ед. ч. adam 'я', авест. azqmi 'я') и

man 'мой, меня, я', по происхождению и первоначальному использованию —

косвенный падеж (из др.-перс. род пад. ед. ч. mana 'мой, мне'). Этот бывший

косвенный падеж местоимения в среднеперсидском языке становится

фактически универсальной формой этого местоимения, постепенно вытесняя

прямой падеж az. В современном персидском языке существует только

местоимение man, но не az. Основной причиной выравнивания по аналогии

явилось стремление к устранению двух образований с одинаковой функцией.

Как уже было сказано, гораздо большее распространение имеет второй

случай. Для того чтобы осуществилось выравнивание неодинаковых по внешнему

облику форм по аналогии какой-либо одной формы, вовсе не обязательно полное

совпадение их значений. Часто бывает достаточно сходства какого-нибудь

одного из присущих им значений. Примеров на этот случай можно привести

довольно большое количество. Некоторые древние основы на -а в румынском

языке типа limbг 'язык', юarг 'страна' имеют совершенно необычное окончание

им. п. мн. ч. -i например, limbi 'языки', югri 'страны', хотя здесь

следовало бы ожидать -е, ср. лат. linguae 'языки' и terrae 'земли'.

Окончание -i было перенесено по аналогии из сферы склонения основ на -о,

ср. рум. domn 'господин', domni 'господа'19.

В латинском языке было несколько типов перфектов, например, перфект с

показателем -s: dixi (diksi) 'я сказал', duxi (duksi) 'я привел', перфект с

удвоением типа tetendi 'я натянул,' dedi 'я дал', перфект с показателем -v,

например, delevi 'я разрушил', перфект на -ui типа domui 'я укротил' и т.

д. В современном испанском языке этого разнобоя уже нет. Испанское

прошедшее время preterito perfecto simple, являющееся прямым наследником

латинского перфекта, не содержит такого количества типов образования и

отличается относительным однообразием.

В латинском языке окончания им. п. мн. ч. -ае и -i, хотя и выражали

формы этого падежа разного рода, но все же обозначали в том и другом случае

множество предметов. Этой второй функции оказалось вполне достаточным для

того, чтобы некогда совершенно несвойственное латинским именам

существительным женского рода окончание им. п. мн. ч. -i приобрело функции

показателя множественности у румынских существительных женского рода типа

limbг 'язык' и юarг 'страна'.

В современном народноразговорном греческом языке некогда присущее

древнегреческому языку личное окончание 3 л. мн. ч. наст. вр.-ousi (ср. др.-

греч. grЈfousi 'они пишут') было заменено новым личным окончанием -oun. Это

новое окончание по своему происхождению является окончанием 3 л. мн. ч.

имперфекта слитных глаголов типа kosm?w 'украшать', например, ™kosmoun 'они

украшали'. Импульсом для перенесения послужило частичное сходство функций,

поскольку оба эти окончания, т. е. ousi и oun, выражают принадлежность

действия 3 л. мн. ч., хотя в то же время одно из них является характерным

признаком настоящего времени, а второе характерным признаком особого

прошедшего времени имперфекта.

Окончание 1 л. ед. числа настоящего времени -т в современном татарском

языке, например, alam 'я беру', baram 'я иду' не является исконным. Оно

перенесено из сферы прошедшего времени, ср., например, тат. aldym 'я взял',

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81